В конце XIX века станица продолжала довольно динамично расширяться. В 1881 году она состояла уже из 278 дворов, а её население составляло 1 тыс. 870 человек. При этом, площадь юртовой земли, принадлежащей жителям Северской, оставалась неизменной. На этой территории было построено 287 общественных и частных домов[1]. В 1883 году в станице было уже 356 дворов и 360 домов с населением 2 тыс. 316 человек. Было открыто первое питейное заведение и даже появились две тройки почтовых лошадей[2].

Весна 1881 года ознаменовалась еще одним заметным событием в истории станицы. В восьми километрах от станицы Северской по направлению к станице Елизаветинской, недалеко от дороги высился огромный курган, который получил в народе название «Горбенкова могила». 10 апреля 1881 года три северских казака начали раскапывать данный курган. Поводом к таким, не свойственным для казаков действиям, послужил рассказ отставного солдата о том, что во время войны с горцами там была зарыта медная посуда. Начав раскопки, казаки натолкнулись на каменную кладку богатой могилы, где нашли немало драгоценных вещей, в том числе изделия из золота весом более 2-х фунтов.

Нужно отметить, что в тот период казаки жили очень скромно и о золоте могли только мечтать. Поэтому скрыть факт находки золотых вещей было невозможно и об этом стало известно, практически в тот же день, станичному начальству. В тот период существовало жесткое указание Наказного атамана Кубанского казачьего войска и Начальника Кубанской области немедленно сообщать о таких археологических находках в правление Кубанского войска и осуществлять их только под контролем местных властей. В связи с этим, раскопки были немедленно приостановлены местным участковым полицейским приставом, а затем уже после Пасхи продолжены под непосредственным наблюдением станичного атамана урядника Иллариона Павловича Самойленко[3].

Об уникальных находках было доложено по команде, а золотые вещи даже были представлены лично Наказному атаману Кубанского казачьего войска генерал-лейтенанту Н.Н. Кармалину, что говорит об их уникальности и ценности. Для детального осмотра и исследования кургана, в Северскую прибыл лично самый крупный специалист на Кубани в области археологических древностей – Евгений Дмитриевич Фелицын, занимавший уже тогда значительную должность члена-секретаря Кубанского статистического комитета. Он, с присущей ему педантичностью осмотрел раскопки, провел дополнительное исследование и осмотрел все находки. После этого был составлен подробный отчет, где указывалось, что раскопанный курган представляет собой могилу знатного вельможи из Боспорского царства, был также определен и примерный возраст захоронения – более 2000 лет. Об этом свидетельствовала прекрасно сохранившаяся золотая монета царя Персиада II, царствовавшего в Боспорском царстве в третьем веке до нашей эры.

Из найденных вещей особую ценность представляли два стеклянных сосуда изящной работы (к сожалению разбитых), богато отделанные золотом, со вставленными в ободок крупными яхонтами и с подвесками из сердоликовых бус на золотых цепочках. Немалую художественную ценность представляло изделие цилиндрической формы из чистого золота с рельефным изображением двух пар грифонов с поднятыми лапами и головами, обращенными друг к другу. Наконец, самой замечательной находкой, прежде всего вследствие своей уникальности, являлась большая золотая бляха диаметром более 5,5 дюймов и весом 61,5 золотника с вытесненным на лицевой стороне целым эпизодом из бытовых сцен времен Боспорского царства. Е.Д. Фелицын сделал вывод – характер работы и изображение на бляхе позволяют утверждать, что подобных находок пока не было найдено ни в одном из курганов Южной России, Крыма и Кавказа. Были обнаружены и другие ценные вещи, отправленные вскоре в г. Тифлис для показа на археологическом съезде[4].

В 1886 году, после довольно длительного перерыва, был проведен первый передел юртовых земель станицы[5]. Это было ключевое мероприятие для всех казаков. Перераспределялось главное богатство и источник благосостояния – земля. Все хорошо понимали, что от качества и демократичности проведения передела земли будет во многом зависеть социальная стабильность в станичном обществе. Поэтому для проведения всей организационной работы и с целью избежания всяких недоразумений, по решению станичного сбора была создана специальная комиссия во главе со станичным атаманом.

Объем работы был несравненно большим, чем при первоначальном разделе, так как численность населения выросла в несколько раз. Вместе с переделом проводилась ревизия и переучет всех земель, а также предварительная оценка их качественного состояния. Границы юрта и земельных участков были сверены с исходными данными, хранящимися в кубанской областной чертежной. Все землемерные работы оплачивались станичным правлением и проводились независимыми подрядчиками, которые получили подряд на открытых торгах. После этого была проведена публичная жеребьевка. Такой подход позволил провести это важнейшее мероприятие демократично и без жалоб на несправедливое распределение земельных паев.

Следует отметить, что средний размер земельного надела в юрте станицы составил 6 десятин. Для сравнения, в соседней станице – Азовской он был существенно больше и составлял 10 десятин[6]. Сокращение земельных наделов было обусловлено быстрым ростом населения станицы, которое к моменту передела земель приближалось к 3,5 тыс. человек[7].

Главным богатством станицы были общественные запасы зерна, хранящиеся в станичном магазине. Именно там находились тысячи пудов отборного зерна, накопленного за десятки лет за счет обязательных взносов каждой казачьей семьи. Не один раз эти резервы помогали выжить многим семьям в трудные неурожайные годы. При многочисленных стихийных действиях, когда погибало хозяйство или урожай казака, ссуда хлебом выделялась также из этих стратегических запасов. Данные запасы охранялись специальным нарядом, но хранились в деревянном здании, которое постепенно ветшало. К тому же, частые пожары могли привести к гибели этих бесценных, для станичного общества, запасов. Поэтому станичное правление выделило значительные денежные средства на строительство нового каменного здания для этого хранилища, которое решено было построить рядом с железнодорожной станцией. Работы велись ударными темпами и под особым контролем со стороны станичного атамана. В 1887 году они были полностью завершены и, таким образом, было обеспечено безопасное хранение этого главного станичного достояния.

В сентябре 1888 года произошло событие, к которому долго все готовились и которому, придавалось исключительно важное политическое значение. Столицу Кубанского казачьего войска посетил император Александр III вместе с императрицей Марией Федоровной и наследником престола, будущим императором Николаем II. Царская семья пребывала в Екатеринодаре два дня – 21-22 сентября и в это время были проведены многочисленные торжественные мероприятия с участием делегаций от всех станиц. Станичные делегации возглавляли лично атаманы. Кроме того, атаманы станиц были приглашены на высочайший завтрак, состоявшийся в 12 часов 22 сентября. Станичный атаман Николай Иванович Коваль в парадной форме с насекой и всеми регалиями достойно представлял станицу Северскую на этом важном официальном мероприятии[8].

В начале января 1889 года состоялись очередные выборы станичного атамана. Они примечательны тем, что во второй раз свою кандидатуру на этот пост выставил урядник Н.И. Коваль и одержал убедительную победу. Наказной атаман Кубанского казачьего войска на основании ст. 79 «Положения об общественном управлении станиц казачьих войск» утвердил это избрание[9]. Уже само повторное избрание по баллотировке говорит о значительном авторитете, который ему удалось завоевать среди населения станицы.

Одним из важнейших направлений кипучей деятельности станичного атамана урядника Н.И. Коваля стало развитие народного образования в Северской. В довольно короткие сроки ему удалось привести в порядок здание станичной школы, улучшить материальное положение учителей. Была, благоустроена также территория школы, которая приобрела образцовый вид. В мае 1891 года, при очередной инспекторской проверке народных школ Кубанской области этот факт был отмечен директором народных училищ Кубанской области и доложен рапортом Наказному атаману Кубанского казачьего войска. По результатам данной проверки был издан приказ Наказного атамана Кубанского казачьего войска, в котором отмечалось: «Директор народных училищ Кубанской области рапортом от 3 июня сего года донес, что атаман Коваль проявил вполне внимательное и заботливое отношение к удовлетворению школьных нужд и вообще по благоустройству местного училища»[10]. В этом же приказе северскому станичному атаману уряднику Николаю Ивановичу Ковалю была объявлена благодарность.

Оценивая деятельность этого человека, в глаза бросается его целеустремленность и умение выделить в своей работе ключевое звено. Понимая особенности и тенденции социально-экономического развития в конце XIX века, Николай Иванович не просто заботился об улучшении системы народного образования в станице, проводя разовые мероприятия, а старался всемерно укрепить её материальную базу. Несмотря на недостаток земли, по его инициативе, станичное правление приобрело для училища в самом центре станицы, рядом со школой, земельный участок для того, чтобы осуществлять трудовое воспитание учащихся. В те годы это был явно неординарный шаг, который также не остался незамеченным.

Несмотря на то, что Н.И. Коваль не был уже станичным атаманом, Наказной атаман Кубанского казачьего войска счел возможным в очередной раз отметить усердие этого человека. В приказе по Кубанской области № 515 от 16 апреля 1892 года отмечалось: «Северское общество, благодаря стараниям бывшего станичного атамана урядника Николая Коваля приобрело для училища соседнее плановое место в размере 450 квадратных саженей. Отмечая столь похвальную заботливость бывшего северского станичного атамана урядника Николая Коваля к нуждам станичного училища, объявляю ему мою благодарность»[11].

В конце XIX века станица все более и более стала приобретать черты довольно значительного для своего времени населенного пункта. Как правило, визитной карточкой любой станицы было здание её правления. Надо сказать, что в конце 80-х годов XIX века северское станичное правление размещалось в старом здании, больше похожем на барак и уже не соответствовало размерам и статусу станицы. Поэтому на станичном сборе было принято вполне оправданное, решение о строительстве нового кирпичного здания станичного правления. Станичное общество не пожалело денег и на центральной улице было заложено большое, по тем временам, одноэтажное здание. Его строительство длилось несколько лет и было завершено в 1891 году. Новое здание выгодно отличалось от всех существующих каменных строений в станице. Оно имело красивый вход с крыльцом, на фигурно выложенном фронтоне которого был выложен год окончания строительства.

Как известно, перспективы развития любого населенного пункта зависят от многих фактов. Среди них ведущее значение имеет состояние транспортной инфраструктуры. В последней четверти XIX века на юге России началось интенсивное строительство железных дорог. В 1880-е годы стали строить Новороссийский участок Владикавказской железной дороги, который, по счастливому стечению обстоятельств, должен был пройти совсем рядом со станицей. В 1886 году железнодорожное полотно начали укладывать около Северской и выяснилось, что правление Владикавказской железной дороги не планирует открывать станцию в Северской, несмотря на то, что железная дорога прокладывалась, фактически, по северо-восточной окраине станицы.

Эта проблема освещалась в книге И.Ф. Миронова Станица Северская Екатеринодарского отдела Кубанской области (К пятидесятилетнему юбилею станицы), который писал: «Северцы оказались очень недальновидными. Они не захотели, чтобы у них была станция»[12]. Это обвинение, в отношении наших предков, не соответствует действительности и мы, должны снять его. Наоборот, все казачье общество станицы проявило необычайную активность, что и позволило добиться успеха и через несколько лет открыть станичную железнодорожную стацию.

Архивные материалы Департамента путей сообщения Российской империи позволяют точно установить все детали, связанные со строительством станичной железнодорожной станции. Они свидетельствуют о том, что сметой, составленной правлением Владикавказской железной дороги, не предусматривалось строительство железнодорожной станции в станице Северской. При этом, в соседних станицах Георгие-Афипской и Ильской железнодорожные станции планировалось строить несмотря на то, что Георгие-Афипская находилась значительно дальше от железной дороги.

Как только об этом стало известно, станичный атаман урядник Н.И. Коваль принял решение всеми доступными силами и средствами добиваться пересмотра данного решения. Его инициатива нашла полную поддержку со стороны всего казачьего общества станицы. И это закономерно, ибо поездка в Екатеринодар на гужевом транспорте занимала до двух недель, а по железной дороге в столицу Кубани можно было добраться всего один час. Атаман вместе со станичным писарем урядником К.Ф. Галацаном провели значительную организаторскую работу по подготовке специального станичного схода, посвященного решению данного вопроса.

23 марта 1886 года состоялся общий станичный сход, в котором принимало участие 147 казаков, имеющих право голоса. Сход открыл станичный атаман урядник Н.И. Коваль, который детально довел суть проблемы и важность открытия железнодорожной станции для дальнейшего развития станицы. После обсуждения вопроса все присутствующие на сходе единодушно поддержали инициативу атамана и правления: добиваться открытия железнодорожной станции. Для этого, казаки приняли решение: поручить станичному правлению составить специальный приговор станичного общества в адрес правления Владикавказской железной дороги с просьбой об открытии в станице железнодорожного полустанка[13].

Этот документ был составлен в недельный срок и 30 марта был снова созван общий станичный сход, где приговор был единогласно принят. Данный документ дошел до наших дней и является ярким свидетельством мудрости наших предков. Приговор был подписан всеми 147 участниками схода. Заслуживает внимания тот факт, что из 147 участников схода самостоятельно документ подписали 27 грамотных станичников, а за остальных фамилии и имена были вписаны урядником Петром Степановичем Олейником, заверены станичной печатью и подписями станичного атамана и писаря[14].

Приговор начинался словами: «Мы нижеподписавшиеся Кубанской области, Закубанского уезда, станицы Северской общество в числе 147 человек, имеющих право голоса участвовать на станичном сходе, быв сего числа на оном в присутствии станичного атамана имели суждение о том, что с прошлого года мимо нашей станицы проводится Новороссийская ветвь Ростово-Владикавказской железной дороги на расстоянии от населенного пункта не более 70 сажень, между тем остановки проходящих вагонов по этой дороге у нашей станицы не будет и нам необходимо будет для следования куда либо, сдачи для отправления приобретаемого табаку, хлеба, местных и казенных материалов, отправляться в станицы Гергие-Афипскую, или же Ильскую»[15]. После этого, в приговоре станичного схода излагалась экономическая целесообразность открытия железнодорожной станции или хотя бы остановочного пункта в станице Северской.

Однако принять приговор было лишь началом дела. Очень важной и сложной задачей являлось то, чтобы этот приговор получил соответствующее одобрение правления Кубанского казачьего войска и был быстро отправлен в адрес правления Владикавказской железной дороги, которое находилось в Ростове на Дону. Выход был найден, станичный атаман и правление обратилось за помощью к самому влиятельному казаку своей станицы и одновременно правителю канцелярии Наказного атамана Кубанского казачьего войска есаулу Е.Д. Фелицыну с просьбой о помощи.

Самый известный историк Кубани, редактор Кубанских областных ведомостей и казак станицы Северской Е.Д. Фелицын всегда сколько мог помогал станичным властям в решении различных проблем. Евгений Дмитриевич активно включился в работу и оказал неоценимую помощь станичному правлению. Через него удалось выйти с ходатайством непосредственно на первых лиц Владикавказской железной дороги, принимающих решения по данному вопросу. В частности, на управляющего Владикавказской железной дорогой – Ивана Дмитриевича Иноземцева[16].

В мае 1886 года официальный приговор Северского станичного правления с ходатайством об открытии станичной железнодорожной станции был рассмотрен на заседании правления Владикавказской железной дороги и было принято решение об отказе в строительстве станции по причинам финансового характера[17].

Понимая, что ходатайство северского станичного общества получило поддержку со стороны правления Кубанского казачьего войска и, отказ может вызвать широкий общественный резонанс, правление Владикавказской железной дороги 26 июня 1886 года отправило свое заключение об отказе вместе с приговором Северского станичного общества в Департамент железных дорог России, находящийся в столице империи городе Санкт-Петербурге. В этом документе руководство железной дороги так мотивировало свой отказ: «Правление общества имеет честь заявить, что устройство при станице Северской остановочного пункта с приемом пассажиров и грузов принесло бы пользу и местным жителям и дороге, но не имея источников на покрытие требуемых расходов правление общества полагает ходатайство станицы отклонить»[18].

Обосновывая свой отказ, правление Владикавказской железной дороги докладывало, что первоначальной сметой предусматривалось строительство двух дополнительных станций 5-го класса – Динская и Абинская, но и от их строительства пришлось отказаться из-за недостатка денежных средств, вследствие возникших дополнительных расходов. Поэтому строительство железнодорожной станции в станице Северской не представлялось возможным за неимением средств[19].

В июне 1886 года Департамент железных дорог Российской империи рассмотрел доклад правления Владикавказской железной дороги об отказе в строительстве остановочного пункта у станицы Северской. Принимая доводы руководства Владикавказской железной дороги, столичное руководство констатировало: «Департамент признает полезность станций добавочных 5-го класса, которые предполагалось строить ранее, как и о той, о которой ходатайствует Северская станица. Департамент считает их строительство возможным лишь после окончания строительства железнодорожной Новороссийской ветки, когда выясняться остатки от средств. На строительство этих станций может быть направлена часть сумм, оставленных в запас на разъездные пути»[20].

Больше того, Департамент железных дорог принимает решение о том, что: «Будет иметь ввиду ходатайство Северской об устройстве остановочного пункта, а равно постройку двух станций 5-го класса, исключенных из списка на строительство»[21]. Это решение, безусловно, стимулировало дальнейшую деятельность правления Владикавказской железной дороги по строительству остановочного пункта у станицы Северской.

После того, как в 1887 году по железнодорожной ветке, проходящей у станицы. началось регулярное движение поездов, станичное правление возобновило свою активную деятельность, призванную максимально ускорить строительство станции. Уже в начале 1888 года под руководством станичного атамана Н.И. Коваля был проведен очередной станичный сбор, на котором были избраны уполномоченные по решению всех вопросов, связанных с открытием станичной железнодорожной станции, которыми стали урядники: Николай Иванович Коваль и Василий Иванович Спиваченко[22].

На этом же сборе, станичное общество брало на себя обязательство уплатить Владикавказской железной дороге 3 тыс. рублей серебром[23], сумму по тем временам очень большую. Кроме того, станичники брали на себя обязательство выделить бесплатно 5 десятин земли под строения самой железнодорожной станции и различных вспомогательных зданий и сооружений. Соответствующие документы Северского станичного общества были направлены в адрес правления Владикавказской железной дороги. Принимая данное, весьма обременительное решение, станичное казачье общество преследовало цель максимально ускорить решение данного жизненного важного вопроса.

Ходатайство Северского станичного общества возымело свое действие. В октябре 1886 года правление Владикавказской железной дороги вновь вынесло на обсуждение вопрос о строительстве железнодорожной станции станицы Северской. Было принято решение вторично рассмотреть вопрос о строительство станций: Динская, Абинская, Северская. В качестве обоснований о целесообразности строительства станции «Северская» приводились следующие данные: «Станция Северская может быть построена в 100 саженях от станицы Северской производящей в большом количестве табак и хлеб. В окрестностях ближайшей станицы Азовской заготавливаются лесные материалы, камень и известь»[24]. Учитывая это, правление железной дороги считало необходимым первоначально построить полустанцию или разъезд с минимальными постройками[25].

После полного окончания строительства железной дороги в 1887 году и подсчета наличных остатков денежных средств, стало очевидным, что часть денег остались не израсходованными. Поэтому, правление Владикавказской железной дороги приняло решение о строительстве железнодорожной станции «Северская» за счет сумм, предусмотренных по статье «Непредвиденные издержки». В смете строительства Новороссийского участка железной дороги эта сумма составляла – 108 тыс. 159 рублей и была не израсходована. Именно эти деньги были направлены на строительство станций Абинская, Динская и Северская[26].

Строительство железнодорожной станции «Северская» началось с 1888 года и длилось долгих 5 лет. Столь длительный срок был обусловлен тем, что имелись существенные противоречия между станичным обществом и правлением Владикавказской железной дороги относительно средств, которые должно было внести правление станицы Северской в строительство. Долгая тяжба с Владикавказской железной дорогой завершилась тем, что вместо 3-х тысяч рублей серебром, которые, как известно, обязалось уплатить северское станичное общество за строительство железнодорожной станции, была выплачена сумма в размере 1 тыс. рублей. Оставшийся долг – 2 тыс. рублей был списан через несколько лет[27].

Как известно, в 1892 году станция «Северская» была открыта для пассажирского и грузового движения. Это, без преувеличения, было судьбоносное событие, которое имело огромное позитивное значение для дальнейшего социально-экономического развития станицы. Открытие станции разительно изменило жизнь в станице, что отмечает в своей книге и И.Ф. Миронов, который пишет: «Это сразу подняло станицу. Сообщение, особенно с городом, стало скорое, удобное и дешевое. Торговля стала быстро развиваться. Подешевели предметы первой необходимости. В станицу проникли дешевые фабричные товары»[28].

Затем И.Ф. Миронов делает очень важный вывод не всегда понятный современному читателю, но очень точный и соответствующий реалиям XIX века: «Можно смело сказать, что железная дорога создала станицу такой, какая она есть. Не будь железной дороги, станица по-прежнему была бы захолустной Закубанской станичкой»[29].

К этому необходимо добавить и то, что продажу хлеба, который оставался основным источником дохода станичников стало осуществлять гораздо легче. Это способствовало дальнейшему развитию зерноводства и табаководства. Земли станичного юрта стали быстро очищаться от бесполезного кустарника, распахиваться и засеваться хлебом, табаком, подсолнечником и другими культурами.

Необходимо отметить, что деятельную помощь станичному правлению во всех делах, связанных с решением важнейших социально-экономических проблем станицы оказывал Е.Д. Фелицын. Как один из самых образованных людей Кубани, он был пламенным поборником развития образования. Самое живое участие принял Евгений Дмитриевич в становлении и организации системы образования станицы. Станичным учителям он оказывал помощь в приобретении литературы, оборудовании для школ и даже оказывал посильную материальную помощь. Недаром 3 июня 1891 года при посещении северского станичного училища, директором народных училищ Кубанской области состояние учебно-материальной базы и организация учебного процесса в нём были отмечены в лучшую сторону. Об этом было даже доложено рапортом начальнику Кубанской области генерал-лейтенанту Г.А. Леонову[30]. К этому необходимо добавить, что весь Кубанский учебный округ делился на 4 районных участка. Северская входила во второй районный инспекторский участок, где инспектором были Лев Николаевич Минервин, а затем Петр Дмитриевич Смирнов, которые также оказывали содействие в совершенствовании системы образования в станице.

Кроме того, для развития образования в станице он сделал почин, на котором необходимо остановиться отдельно, ибо этот поступок наглядно демонстрирует особое и действительно трепетное отношение Евгения Дмитриевича к станице Северской и её жителям. В конце 1892 года он был назначен на вышестоящую должность – председателя Кавказской археографической комиссии. Эта должность была в структуре управления Главноначальствующего гражданской частью Наместника на Кавказе и, поэтому, ему предстоял отъезд в г. Тифлис. Можно предположить, что историку было нелегко расставаться с дорогой для него Кубанью и, в частности, с Северской. В связи с этим событием 22 декабря 1892 года в Екатеринодаре был дан прощальный обед, где состоялось чествование историка его друзьями и многочисленными почитателями. На этом обеде были собраны добровольные денежные пожертвования – 134 рубля в пользу народной школы станицы Северской. Этот факт, как говорится, в комментариях не нуждается.

Добавим к этому, что в специальной корреспонденции, опубликованной по этому поводу в газете «Кубанские областные ведомости» от 6 января 1893 года, отмечалось: «В заключении было предложено собрать в воспоминании о дне прощания с Евгением Дмитриевичем по подписке немного денег на стипендию лучшему воспитаннику народной школы в родной для Евгения Дмитриевича Северской станице». По просьбе Евгения Дмитриевича и с личного разрешения Наказного атамана Кубанского казачьего войска генерал-лейтенанта Я.Д. Маламы эта сумма была помещена в Екатеринодарский банк, где она значилась как «капитал казака станицы Северской»[31].

Евгений Дмитриевич также распорядился о порядке использования данного вклада и это достойно того, чтобы не только обратить внимание на заслуги этого человека, но и как на пример для подражания людям нынешнего поколения. В соответствии с его указаниями, начиная с 1895 года, ежегодно, в мае месяце должны были выдаваться проценты с этой суммы для премирования лучшего ученика станицы Северской, определяемого специальным постановлением педагогического совета станичного училища.

Отметим, что общество станицы по достоинству оценило этот поступок своего знаменитого станичника. По этому поводу состоялся станичный сбор, на котором был принят специальный приговор с выражением искренней благодарности историку за его исключительно чуткое отношение к нуждам станицы. Но благодарные северцы этим не ограничились и приняли решение опубликовать этот весьма примечательный приговор станичного сбора в официальном печатном органе Кубанской области – Кубанских областных ведомостях. По решению станичного общества этот документ доставил в город Екатеринодар, где была расположена редакция газеты, лично атаман станицы Северской урядник Авраам Григорьевич Кирпенко[32].

Этот любопытный документ стоит того, чтобы его процитировать. В нем, в частности, отмечалось: «Настоящим приговором выносим великую благодарность господам почитателям нашего жителя Евгения Дмитриевича Фелицына, а также самому Евгению Дмитриевичу, сделавшим незабвенную память учреждением в нашей станичной школе капитала имени господина Фелицына, который будет вечно служить наградою к лучшему учению наших детей»[33]. Как видим, наши предки умели ценить подобные поступки. Премия лучшему ученику станицы выдавалась ежегодно в мае по результатам учебного года, и это стало традицией вплоть до известных революционных событий. Она была неплохим материальным стимулом для учащихся и пора подумать над её возрождением. Возможно, и назвать её следует именем Е.Д. Фелицына, что будет вполне справедливо и станет лучшей данью памяти этому удивительному человеку.

Поскольку основным видом деятельности населения станицы было земледелие, а главными культурами были зерновые и, их валовой сбор возрастал из года в год, необходимо было строить новые станичные мельницы. Существующие водяные мельницы не справлялись с объемом работы. Первая паровая мельница, которая появилась в Северской в 1886 году, была громадным прорывом в этом деле, но её мощностей также было недостаточно. В 1893 году рядом была построена вторая паровая мельница, что тоже лишь частично сняло остроту проблемы. Ситуация улучшилась радикально лишь через 17 лет с появлением сразу нескольких гораздо более производительных вальцовых мельниц, которые позволили полностью удовлетворить потребности жителей станицы. Больше того, в Северскую для помола начали возить зерно из соседних станиц: Азовской и Папайской. Эти мельницы были построены на левом береги реки Убин рядом с мостом и принадлежали хорошо известным и состоятельным семьям Г.М. Волика и К.Ф. Галацана.

В начале 1892 года были проведены выборы нового станичного атамана, вокруг которых разыгралась довольно острая интрига в силу того, что в них участвовали сильные соперники. В результате, станичным атаманом стал урядник Авраам Григорьевич Кирпенко. Приказом по Кубанскому казачьему войску № 1 от 22 апреля 1892 года он был утвержден в этой должности на трехлетний срок[34]. Практически сразу же после избрания новому атаману пришлось столкнуться со сложнейшей проблемой, от решения которой зависели жизни десятков и сотен людей.

В пределах Кубанской области появилась холера и начала быстро распространяться. Практически во всех соседних станицах были заболевшие и умершие. Уже летом 1892 года в станице Смоленской заболело 8 человек и 5 из них умерло. Затем заболевшие появились в станице Афипской, где в первой половине августа заболело сразу 14 человек и из них 6 человек скончалось. Подобная же картина наблюдалась и в других соседних станицах: Ильской, Ставропольской, Калужской, Новодмитриевской. Северская на этом фоне осталась островком, куда эпидемия проникнуть не смогла[35].

Конечно, учитывая санитарно-гигиеническую обстановку того времени, добиться этого было колоссально трудно. Надо воздать должное огромной организаторской работе, проведенной станичным правлением и твердости атамана урядника А.Г. Кирпенко, который выставил вокруг станицы цепь казаков, не пропускавших в станицу никого из посторонних. Благодаря этому станица избежала страшной эпидемии. Следует также воздать должное исключительной воле, твердости, распорядительности и последовательности станичного атамана, который смог провести такие мероприятия в жизнь, чем спас от смерти много людей.

Открытие железнодорожной станции при станице сразу привело к оживлению экономической жизни в Северской. Через станицу стали проезжать люди из других станиц, а это, в свою очередь, стало стимулировать развитие торговли. Так, в мае 1894 года станичное общество отдало в аренду под квасные ларьки места на базарной площади сразу пяти лицам по 15 рублей в год за место[36]. Место на базарной площади арендовал за 14 рублей в год отставной солдат И.М. Новиков, который построил там крупную торговую лавку. Большую л

авку на базарной площади имел также коммерсант Клементий Сиволап, который торговал одеждой, бельем, мануфактурой и другими товарами первой необходимости[37].

Но, в первую очередь, железнодорожное сообщение повлияло на расширение станичных ярмарок. Их оборот подскочил сразу до 100 тыс. рублей и более. Базарная площадь начала быстро расширяться и приобретать вид постоянно действующего торгового центра. Там стали быстро скупаться или браться в аренду торговые места и строиться различного рода торговые лавки и даже небольшие магазины. На общественные деньги была устроена специальная весовая с целью правильной организации торговли[38]. Но, к сожалению, по ряду объективных и субъективных причин решением Комитета казачьих войск от 29 мая 1892 и по приказу Наказного атамана Кубанского казачьего войска № 21 от 12 сентября ярмарки в станице были закрыты. В других станицах они также закрывались и оставались только в городе Екатеринодаре и станице Крымской.

Станичное правление, прекрасно понимая, чем это грозит начало принимать меры по отмене этого решения. Уже 1 ноября 1892 года по решению станичного сбора было официально возбуждено ходатайство об этом. В Кубанское областное правление было направлено мотивированное ходатайство, где указывалось на огромные экономические потери, которые несет станица в результате этого запрета. В частности, в этом документе указывалось, что жители станицы лишились возможности вступать в торговые отношения с соседними станицами – Азовской, Смоленской и Ильской, для сбыта сельскохозяйственных продуктов. Крайне негативно это сказалось и на торговле домашним скотом и особенно лошадьми жизненно необходимыми для казаков. Ездить на ярмарки в город Екатеринодар, как предлагалось северцам, нет никакой возможности, ибо городские ярмарки Покровская и Благовещенская, проводятся 1 октября и 25 марта, а в это время, как правило, наступает сильная распутица[39].

Эти довольно убедительные доводы станичного правления были рассмотрены и найдены вполне убедительными. Поэтому, по распоряжению областного правления, ярмарки в Северской были возобновлены в 1896 году. В этом году была проведена одна 7-ми дневная ярмарка – Петропавловская. Задолго до её открытия эта благая весть облетела все близлежащие населенные пункты и за две недели до её начала, станичное правление объявило о разрешении торговать скотом. Все готовились к ярмарке, как к празднику; станичным правлением была проведена большая работа по благоустройству базарной площади и дорог.

Поэтому даже с дальних мест Кубани на ярмарку приехали скотопромышленники. Но за день до открытия ярмарки станичное правление получило категорический приказ о запрещении торговли скотом, а для приезжающих на волах предписывалось учредить карантин. Причиной для этого послужило появление ящура в Кубанской области. Атаман станицы Н.И. Коваль вынужден был выполнить это распоряжение и крупные скотопромышленники уехали из Северской. Однако, несмотря на запрет, народ на ярмарку пошел массами и началась нелегальная торговля скотом. Таким образом, несмотря на не совсем удачное возобновление ярмарок, само их открытие было событием, которое трудно переоценить[40].

Все эти мероприятия способствовали повышению доходов, которые получал станичный бюджет что, в свою очередь, давало возможность решить ряд неотложных проблем станицы. В начале июня 1894 года состоялся станичный сбор, где было принято решение о выделении средств на ремонт приходской Николаевской церкви. В соответствии с приговором станичного сбора, церковь решено было перекрасить внутри самой качественной краской, поправить ступеньки, залив их цементом, а также поправить и покрасить ограду. Все это планировалось сделать за счет станичного бюджета без привлечения церковных сумм ввиду того, что в это же время велось строительство церковно-приходской школы[41].

Кроме того, ввиду недостатка церковных средств, приговором станичного сбора от 19 июня 1894 года было решено выделить дополнительно 200 рублей серебром для быстрейшего окончания строительства церковно-приходской школы так как в ней, наравне с иногородними, также должны были учиться и казачьи дети. Были выделены дополнительные денежные средства и для строительства комнат для дьякона и псаломщика, которым выплачивались по 60 рублей в год из общественных сумм за поднаем помещений[42].

Через 27 лет после основания – с 1891 года в станице начали вместо казачьих сходов проводиться сборы. Для этого станица Северская начала разбиваться на равные участки по 10 дворов и от каждого из них избирался представитель на станичный сбор. Как раз именно в этом году было построено новое капитальное кирпичное здание станичного правления, в котором и стали проводиться станичные сборы.[43].

Несмотря на предварительную подготовку и соответствующую «обработку» выборщиков, весь выборный процесс довольно часто имел непредсказуемый характер. Так в 1892 году, отслужив два срока станичным атаманом и показав отличные административные способности, не был избран на третий срок урядник Николай Иванович Коваль. Причиной этому стал преднамеренно пущенный слух о том, что он как человек очень способный и авторитетный может получить офицерский чин. Это, в свою очередь, предполагало выделение ему из общественных угодий 200 десятин земли в вечную потомственную собственность.

Однако этот очень способный человек, не будучи избранным, не остался без дела и был назначен в административном порядке Наказным атаманом Кубанского казачьего войска и Начальником Кубанской области атаманом другой очень большой кубанской станицы с жалованьем в 4 раза больше[44].

В связи с такими негативными явлениями в официальном печатном органе – газете «Кубанские областные ведомости» от 27 июня 1892 года были опубликованы разъяснения Наказного атамана Кубанского казачьего войска о том, что станичные общества неправильно толкуют ст. 147 Положения от 3 июня 1891 года о том, что при третьем избрании станичным атаманом присваивается офицерский чин и выделяется земельный надел в вечное потомственное владение. В итоге, во многих станицах оказались не избранными в станичные атаманы достойные лица. В этом документе подчеркивалось, что данное Положение распространяется на казаков, получивших офицерский чин до 30 августа 1871 года и все, получившие чин офицера после этого, такого права не приобретают. Но и после этого разъяснения спекуляции на данном положении продолжали иметь место.

В станице периодически возникали пожары. В силу того, что крыши домов, как правило, были соломенными и огонь, распространяясь по крышам, иногда охватывал большое количество домов. Самый большой пожар в станице произошел 30 ноября 1892 года. Он начался в 11.00 в церковном доме псаломщика Данила Иововича. Лысенко по причине неосторожного обращения с огнем. Из-за сильного ветра огонь очень быстро перебросился на крыши соседний строений. В короткое время полностью выгорело около 40 дворов с пристройками и всем имуществом, а их хозяева были окончательно разорены. Пожар был столь сильным, что для его тушения из соседних станиц – Азовской, Ильской, Смоленской и Афипской были вызваны пожарные команды для оказания помощи. Пострадали 23 казачьи семьи и 19 семей иногородних, а общий ущерб, причиненный пожаром, составил более 24 тыс. рублей. Семьи погорельцев были окончательно разорены, но благодаря денежной помощи со стороны станичного общества и разрешения рубить лес на постройку в заказнике им удалось, через несколько месяцев, снова построить собственное жилье[45].

Это был далеко не единичный случай подобного ужасного, по своим последствиям, бедствия. Так, 2 апреля 1893 года в полдень загорелся дом казака Павла Федоренко. Огонь при сильном весеннем ветре буквально в течение получаса истребил 6 домов и 14 нежилых построек. Убытки составили 2 тыс. 680 рублей серебром. Обеспокоенный частыми пожарами, станичный атаман урядник А.Г Кирпенко провел по этому поводу специальное дознание, которым было установлено, что причиной пожара, в очередной раз, послужило неосторожное обращение с огнем. При этом, хозяин дома и его квартирант урядник станицы Новомышастовской Тихон Лысенко при спасении личного имущества получили значительные ожоги различных частей тела и лица[46].

Как уже указывалось, в 1892 году в Кубанской области появилась холера и лишь благодаря решительным мерам, принятым атаманом станицы А.Г. Кирпенко, смертных случаев удалось избежать, но этим тяжелым испытанием судьба не ограничилась. В августе-сентябре этого же года в станице свирепствовала так называемая гастрическая лихорадка[47]. Весна следующего 1893 года, также, мало порадовала жителей станицы. Она выдалась дождливой, что значительно затруднило полевые работы. Сильные дожди продолжались вплоть до конца весны. Особо сильный дождь начался 6 мая 1893 года в результате чего, даже глубокие балки в окрестностях станицы оказались затоплены водой.

Река Убин также вышла из берегов и началось очередное наводнение, которое нанесло убыток на сумму 250 рублей[48]. После проливных дождей, среди населения начала быстро распространяться эпидемия холероподобной лихорадки или, как её чаще называли в народе, «сухой холеры». Её масштабы быстро превзошли все эпидемии, которые переживала станица до этого и даже прошлогоднюю небывало сильную гастрическую. Фактически, этой болезнью переболело не менее 2 тыс. 500 человек, т. е. около 75% жителей. Много людей умерло от этой болезни. Дело усугублялось и тем, что казаки в то время не очень признавали и пользовались услугами медицины, да и медицинских работников кроме фельдшера в станице не было, а врач отдела был далеко и посещал станицу только во время периодических объездов. Подавляющее большинство больных лечились народными средствами и надеялись на бога и ресурсы собственного организма. К помощи местного фельдшера обращались не более 1/10 части всех заболевших[49].

Фактически, все лето, которое в этот год было очень жарким, болезнь продолжала свирепствовать среди жителей станицы. Станичный атаман А.Г. Кирпенко и правление обратились за помощью к командованию Екатеринодарского отдела. По приказу атамана отдела, 2 сентября в станицу прибыл старший врач отдела с помощниками, который констатировал, что данная болезнь представляет собой особую форму злокачественной лихорадки, сопровождающейся сильным жаром, рвотой и значительным ослаблением организма. Этим заболеванием страдали как взрослые, так и грудные дети. Ранее подобной болезни в данной местности встречать не приходилось. Опытные врачи отдела также оказались бессильны против этой болезни. Она пошла на убыль только к середине осени, когда начала спадать жара[50].

К большому сожалению, на этом испытания, в это несчастном для станицы году, для жителей не закончились. Осенью 1893 года грянули новые природные катаклизмы, начались сильные и продолжительные дожди. Особенно сильными они были в ноябре и, к 30 ноября после долгих и продолжительных дождей водой была залита вся низменная часть Северской со стороны станицы Азовской. Своенравная и непредсказуемая река Убин сразу же вышла из берегов и залила 3 паровые мельницы, смела значительное количество запасов сена, соломы и часть хозяйственных построек. Ущерб от этого наводнения составил около 3 тыс. рублей[51].

Надо отметить, что река Убин, в те годы, была более полноводной, чем в настоящее время и имела достаточно глубокие места в своем русле. Даже в зимнее время, когда она покрывалась льдом и мелела, были случаи гибели людей. Так, 26 декабря 1894 года 12-летний станичный подросток Степан Ниполенко со своим сверстником Иваном Немченко катаясь на льду реки, провалились под лед и утонули[52].

С открытием железнодорожной станции открылись и новые возможности для продажи продуктов труда станичников. В первую очередь, казаки вывозили, конечно, то, что пользовалось спросом. Это был лес, которого, в те годы, в юртовых землях станицы было достаточно много. В 1893 году станичным правлением на продажу было выставлено сразу 90 десятин дубового леса для вырубки с разрешением использовать остатки от рубки для хозяйственных построек. Это говорит о том, что вырубка производилась самым варварским способом. Естественно, ни о каком возобновлении посадок новых деревьев и речи при этом не шло. Стоимость хороших дров достигала 7 рублей за сажень, с обязательной доставкой на станцию, где как грибы начали расти лесные склады[53].

Летом 1893 года на железнодорожной станции был открыт пункт для приема телеграмм, что избавляло жителей от необходимости ездить в станицу Ильскую или город Екатеринодар. К сожалению, железнодорожная станция стала не только важным транспортным узлом, но и местом, которое оказалось весьма привлекательным для разного рода криминальных и полукриминальных элементов. На станции был открыт квасной ларек, который вместе с прилегающими постройками дровяных складов стал местом их сборищ. Многие из этих людей были даже вооружены огнестрельным оружием. Расположение Северской благоприятствовало их преступной деятельности. На одном из местных близлежащих хуторов преступниками была устроена точка, где они хранили и делили свою добычу. Станичный атаман был вынужден организовать специальный рейд по поиску преступников. Дело дошло до открытого вооруженного столкновения с хорошо вооруженными бандитами, в результате которого, опасные преступники были задержаны, а один из них был даже тяжело ранен[54].

По распоряжению станичного атамана с 1 сентября 1893 года на северской железнодорожной станции был введен постоянный полицейский пост и установлен строгий надзор за поддержанием законности и правопорядка, благодаря которому очаг преступности в станице был ликвидирован[55].

В этой связи, необходимо отметить, что, в целом, правопорядок в станице поддерживался на необходимом уровне. В основном, преступления совершались на бытовой почве. Организованной преступности, практически, не существовало. Расследование и пресечение преступных деяний властями осуществлялось довольно оперативно и эффективно. Наибольшее количество преступлений составляли различного рода хищения. Так, у урядника Кондрата Моисеенко было похищено две лошади, он бросился догонять преступников и настиг их у станицы Афипской. При этом, одного преступника он убил выстрелом из ружья, а другой успел скрылся[56]. На крупную сумму было совершено хищение в лавке торговца К. Сиволапа. Одних платков было похищено 112 штук, не считая различных предметов одежды и наличных денег. В данном случае преступников задержать не удалось и это преступление, к сожалению, осталось не раскрытым[57].

Если говорить вообще о станичном обществе того времени, то можно утверждать, что оно представляло собой довольно пеструю этническую и конфессиональную картину как это, очевидно, и бывает при заселении новой территории. По итогам переписи населения, которая проводилась в Кубанской области в 1897 году, в станице Северской проживало 4 тыс. 333 человека (866 семей). Из них 411 семей казачьих и 455 иногородних. Но это без учета железнодорожной станции и хутора при станице, где числилось еще 239 семей. Процент грамотности среди населения был довольно существенным. Достаточно сказать, что 470 семей имели в своем составе грамотных людей. Среди станичников людей, обученных грамоте, числилось: 695 мужчин и только 96 женщин.

В имущественном отношении состав станичного общества был, также, весьма контрастным. Мужчины и женщины из 345 семей вынуждены были наниматься в батраки к богатым станичникам; при этом батраков-женщин было значительно больше, чем мужчин. Только 28 семей вели хозяйство без наемных работников, 645 семей имели по одному работнику, 136 нанимали двоих человек, а 57 богатых семейств имели по три и более работников. Тем не менее, по современным меркам, семьи, как казачьи, так иногородние жили довольно скромно. В станице был всего один частный каменный дом, 24 – саманных, 680 – турлучных и 32 деревянных. Существовал довольно значительный слой бедных казаков и иногородних. Достаточно сказать, что 300 человек в Северской вообще не имели собственного жилья и в станице официально числились 83 семьи существующих полностью за счет своего батрацкого труда[58].

Наемный труд находил все более широкое распространение среди населения станицы. Это было обусловлено, прежде всего, бурным развитием табаководства. Достаточно сказать, что в конце XIX века в юртовых землях станицы было 165 табачных плантаций. На них широко использовался наемный труд и преимущественно женский. В среднем, на каждой из них работало по 20 работников. Девушки, в поисках высоких заработков, приезжали сюда из Екатеринодара и других станиц Кубани. Обстановка на табачных плантациях не отличалась особой нравственностью, что из корыстных соображений всячески поощрялось их хозяевами – греками, которые иногда даже нанимали музыкантов, сами доставляли спиртные напитки и устраивали настоящие оргии по вечерам.

Мужчины и женщины жили вместе, поэтому иногда плантации становились настоящим источником разврата и женщины, работавшие там, изначально, считались падшими в нравственном отношении. Тем не менее, юноши и особенно девушки стремились на работу туда в виду хороших заработков и веселой жизни. Конечно же, именно на этих плантациях часто находили приют криминальные элементы. У станичной администрации не хватало сил и средств для осуществления постоянного и эффективного надзора за всеми плантациями, разбросанными на различном удалении от станицы, и они являлись серьезной проблемой для властей станицы, требуя к себе постоянного внимания и особого контроля[59].

На самих плантациях также довольно часто возникали криминальные разборки между работниками и даже между хозяевами и работниками. Так, в начале 1897 года, на своей плантации был убит турецкоподданый Иор Куюмджи-оглы после которого осталось значительное количество принадлежащего ему готового к продаже сушенного табака хорошего качества, который по решению станичного правления был продан на публичных торгах с обращением полученных средств, в доход станицы[60].

Как это ни странно, но станичники даже говорили на разных языках, хоть и родственных. Так, 182 семей признавали родным языком русский, на малороссийском языке говорили в 681 семье, на белорусском – в 27 и еще 56 семей общались на других европейских языках. Данные факты достаточно убедительно свидетельствуют об этнических корнях населения станицы. Поэтому, нет ничего удивительного в том, что еще в 1930-е годы северская станичная газета выходила на двух языках – русском и украинском. В Северской жили не только представители самых различных народов Российской империи, но и поданные других государств – Турции, Болгарии, Персии.

Казачье общество станицы отличалось патриархальностью и весьма бережно относилось к своим традициям. С раннего возраста у казаков воспитывалось чувство патриотизма и гордости за принадлежность к казачьему сословию, что ассоциировалось с верностью к традициям, готовностью в любой момент выступить с оружием в руках на защиту Отечества, существующего государственного строя и царствующего монарха. Считалось правилом регулярное проведение различных торжественных мероприятий с выражением верноподданических чувств. Так, например, 28 декабря 1894 года под руководством станичного атамана А.Г. Кирпенко был проведен специальный станичный сбор в ознаменование бракосочетания царствующего императора Николая II и императрицы Александры Федоровны. На нем, в ознаменование этого события, было принято постановление № 48, где были сложены все недоимки с жителей станицы, числящиеся за ними на 1 января 1895 года, списаны заемные суммы с казаков-погорельцев от страшного пожара в 1892 году и даже аннулированы недоимки за посаженную плату с иногородних. Всего было списано долгов на сумму 3 тыс. 480 рублей 80 копеек[61].

Борьба с эпидемией холеры и многочисленными лихорадками позволили выявить много недостатков в санитарном состоянии станицы, в связи с чем, был принят ряд мер по их искоренению. В июне 1894 года на станичном сборе было принято решение об улучшении этой работы. В соответствии с этим решением, вся станица разбивалась на 8 санитарных участков и, для каждого из них, был назначен свой санитарный попечитель. Каждому попечителю были даны особые письменные указания по наведению порядка на подведомственной территории. Каждый из них должен был вместе со старшим фельдшером и дежурным по станичному правлению обойти свой участок и приказать очистить все нечистоты, а также через фельдшера дать указания относительно профилактики возможных болезней. Нужно признать, что данное решение в тех условиях носило неординарный характер, что только делает честь станичному правлению и лично станичному атаману уряднику Аврааму Григорьевичу Кирпенко[62].

5 марта 1895 года были проведены очередные выборы нового станичного атамана, которые всегда были заметным событием жизни станицы. Свои кандидатуры выставили 3 человека, но явными фаворитами были действующий атаман урядник Авраам Григорьевич Кирпенко и его предшественник, хорошо известный в станице урядник Николай Иванович Коваль. Оба главных претендента имели значительный административный опыт и оба уже избирались атаманами Северской. Кроме того, первый ранее работал писарем в станице Азовской, а второй атаманом станицы Ладожской.

На предыдущих выборах в 1892 году судьба уже сводила двух этих людей, тогда победу одержал А.Г. Кирпенко. На этих выборах, сложилась иная ситуация и победил Н.И. Коваль, что само по себе свидетельствовало о действенности казачьего самоуправления и, прежде всего, о его открытости и демократизме[63]. На выборах не было даже учтено то, что благодаря требовательности и воле действующего атамана А.Г. Кирпенко Северская фактически была спасена в 1892 году от холеры, которая свирепствовала во всех соседних станицах. Свободная воля выборщиков и их отношение к кандидатам в атаманы были главным факторами при избрании.

Вновь избранный станичный атаман сразу поставил своей целью добиться увеличения доходов в бюджет станицы, которых хронически не хватало для решения самых насущных социальных вопросов. Для этого на станичной железнодорожной станции были отданы в аренду земельные участки. Чтобы поднять цену каждого участка, были проведены публичные торги, что позволило увеличить цену за десятину земли от 9 до 25 рублей[64].

По инициативе атамана на станичном сборе 8 октября 1895 года был принят приговор № 114, в соответствии с которым было установлено, что в следующем году все питейные заведения облагались повышенной денежной платой в доход станицы. Владелец станичного духана должен был заплатить 2 тыс. 400 рублей, за ренсковый погреб[65] – 2 тыс. рублей, винная лавка облагалась арендной платой в 120 рублей, пивная – 200 рублей, за открытие и аренду гостиницы необходимо было уплатить 2 тыс. 400 рублей. Число этих заведений станичным правлением не ограничивалось.

Учитывая наметившуюся значительную растянутость станицы в сторону вокзала, количество станичных духанов планировалось иметь не менее двух[66]. В конце ноября 1895 года с торгов в арендное владение были отданы три больших участка земли (15, 40 и 60 десятин) стоимостью от 1 рубля 50 копеек и выше за десятину в год[67]. Все это позволило достаточно существенно увеличить станичный бюджет и выделить средства на ремонт и строительство общественных зданий, улучшить содержание всей инфраструктуры в населенном пункте.

Зима с 1895 на 1896 год отличалась редким, по условиям местного климата, постоянством погоды. Снег выпал уже в последних числах ноября и лежал до 25 января. В течение этого промежутка времени имели место продолжительные и обильные снегопады, от чего снежный покров всю зиму составлял от 8 до 10 вершков. Почти два месяца держалась минусовая температура воздуха и стоял прекрасный санный путь. Наиболее сильные морозы ударили 22-23 декабря, когда температура опустилась до 27 градусов. Весна, как всегда, грянула внезапно – 25 января появились первые её посланцы – грачи, 27 января дикие голуби, а 28 числа наблюдался массовый перелет диких уток[68].

Весна обещала быть ранней, но в феврале погода резко изменилась и наступление весны, как бы, приостановилось. Вплоть до 16 февраля стояли морозы от 15 до 20 градусов, а потом температура также резко подскочила. К 25 февраля она составила около 14 градуса тепла и даже появились комары, а 27 февраля начался проливной дождь, который шел целые сутки и вызвал небольшое наводнение[69].

В это время продолжалась долгая тяжба с Владикавказской железной дорогой по поводу уплаты неустойки. Станичное правление, как известно, обязалось уплатить за строительство железнодорожной станции 3 тыс. рублей серебром. Эта сумма была слишком значительной для станичного бюджета и было выплачено лишь 1 тыс. рублей. В отношении оставшегося долга возникали постоянные недоразумения, грозящие большими негативными последствиями. Эту проблему необходимо было решать в первоочередном порядке.

Станичное правление возобновило ходатайство о списании долга и это ему блестяще удалось. 29 октября 1895 года было направлено грамотно обоснованное и одобренное областным начальством прошение в адрес правления Владикавказской железной дороги в г. Ростов на Дону. Оно возымело свое действие, и было удовлетворено полностью. Решением правления дороги № 43661/9897 от 14 декабря 1895 года долг в 2 тыс. рублей был списан. 3 марта 1896 года этот документ поступил в станицу и был торжественно зачитан на станичном сборе атаманом урядником Н.И. Ковалем. Это свидетельствовало о том, что вопрос с железнодорожной станцией был решен окончательно[70].

Как мы видим, выплата суммы в 3 тыс. рублей для станицы была очень тяжелым бременем. Это говорит о том, что она имела весьма ограниченные доходы. Это постоянно ставило станичное правление перед необходимостью поиска путей их умножении, ибо без средств невозможно развивать ни одну сферу социально-экономической жизни. В этой связи, были приняты меры по сохранению естественных богатств в юртовых землях, во многом утраченных в результате предшествующей бездумной эксплуатации.

9 апреля 1896 года был проведен специальный станичный сбор, на котором было обращено внимание на то, что в юрте станицы по причине малоземельности дичи почти не имеется и настала пора принимать радикальные меры. По инициативе атамана и станичного правления было принято решение о воспрещении охоты всем лицам иногороднего сословия. Казаки могли охотиться только в строго установленное время с уплатой налога – 3 рубля в год. Кроме того, были намечены меры по истреблению волков, которые сильно расплодились и наносили значительный вред хозяйству жителей станицы, истребляя большое количество домашних и диких животных. Для их истребления были приглашены охотники, которым выплачивались по 25 копеек за каждого убитого зверя. Для наблюдения за выполнением этих решений станичного сбора были назначены 8 станичных полесовщиков под командой приказного Елисея Степановича Шевцова[71].

Из этого примера мы видим, что казаки и иногородние пользовались различными правами и обязанностями. Безусловно, в системе казачьего самоуправления существовали свои недостатки и проблемы и, прежде всего, это касалось статуса иногородней части населения, а также распределения полномочий между станичными и войсковыми органами власти. Казаки, как коренное население и защитники Отечества, считали себя особой частью населения станицы и продолжали свысока относиться к иногородним, называя их «куркулями» или «гамзелами» (филологически не установлено происхождение и смысл этих слов).

Все возрастающий недостаток земли имел своим следствием возрастающую замкнутость казачьего сословия, что противоречило объективным закономерностям развития общества в индустриальную эпоху. Причины отдельных конфликтов между казаками и иногородними носили скорей психологический характер так как не имели религиозных, этнических или экономических корней. Достаточно сказать, что отдельные представители иногородней части населения станицы Северской разбогатев успешно эксплуатировали казаков, используя такие реалии быстро развивающихся рыночных отношений, как ссудный процент, а крупный скупщик табака из иногородних Буханец был причислен к казачьему сословию и даже получил право носить казачью форму[72].

К этому следует добавить, что в соответствии с Положением об общественном управлении станицами казачьих войск, высочайше утвержденного 3 июня 1891 года, иногородние жители имели право также посылать по одному человеку с каждых 10 дворов на станичный сбор. Они участвовали в решении вопросов, касающихся иногородних и других проблем по самоуправлению, но им не разрешалось выносить на обсуждение следующие вопросы: о посаженной плате, об отбывании повинностей, о новых постройках дорог, мостов и т. п. Ежегодно станичное общество принимало десятки приговоров о разрешении строительства жилья для лиц невойскового сословия и списывало многочисленные долги по посаженной плате, что и давало возможность иногороднему населению расти быстрее коренного.

Для управления иногородней частью станицы ежегодно назначались особые должностные лица – квартальные. В их функциональные обязанности входило: подготовка и сопровождение гужевого транспорта для отправления грузов и пассажиров в другие станицы, назначение людей для чистки дорог, мостов, доставка дров и леса, чистка от навоза двора станичного правления и других общественных дворов. Исключительной обязанностью иногородней части населения была доставка станичной почты. За неисполнение этих повинностей виновных ожидал арест или двойное отбывание повинности. От их исполнения разрешалось откупиться за 7–10 рублей в год, но это было не всем по карману. Поэтому исполнение этих обязанностей ложилось на наименее состоятельных иногородних жителей, которые попадали в большую зависимость от квартальных.

Можно утверждать, что противоречия между казаками и иногородними, в рамках станичного общества, хотя и существовали, но не приобретали антагонистического характера в связи с тем, что, фактически, не существовало резкой дифференциации в имущественном положении. Как и иногороднему, казаку, обремененному служебными обязанностями, жилось непросто и приходилось в поте лица своего добывать хлеб насущный. Разница существовала в вопросах осуществления власти в станицах. Казачество, как коренное население и войсковое сословие, имело свои органы управления, которые осуществляли всю полноту власти в станице, тогда как иногородние принимали в них лишь фрагментарное участие.

Тем не менее, в конце XIX века иногороднее население начало расти быстрее казачьего. Отчасти и в связи с тем, что казачество как сословие сохраняло свой корпоративный характер. Оправдана ли была социальная политика, направленная на сохранение корпоративности – вопрос довольно сложный и выходит за рамки данной работы. Очевидно, на рубеже XX века целесообразно было установить более либеральные механизмы приема в казачество. Но не следует недооценивать наших предков, так как их также волновали эти проблемы, к тому же это было более выгодно для динамичного социально-экономического развития станицы.

В конце XIX века все больше стал действовать другой очень существенный фактор во взаимоотношениях казаков и иногородних в станичном обществе. Если раньше противоречия носили скорей формальный характер, то уже в 70-е годы они все больше начали переходить в плоскость, более глубинную - экономическую. Как известно, основным источником дохода, в те годы, была земля, а её становилось все меньше. Население станицы росло, а земельные паи, соответственно, уменьшались, и это подрывало экономические основы благополучия казачества, как служилого сословия. Даже резервная общинная земля была поделена в 90-е годы на паи.

Конечно, и казачество, и иногородние объективно становились заложниками этой ситуации, но на бытовом уровне, многие казаки склонны были винить в этом иногородних, число которых росло очень быстро. Они, как и казаки, имели право пасти свой скот на общественной земле, а также использовать другие земельные угодья станичного юрта. В станице появились торгово-промышленные группы иногородних, которые, как это не парадоксально, начали эксплуатировать казаков путем выдачи крайне необходимых для них денежных ссуд и товаров. Это создавало предпосылки для весьма опасных прецедентов и, самое главное, сильно подрывало вековые установки и традиции казаков на верную службу Отечеству.

Станичное правление принимало все возможные меры по расширению земельного юрта станицы и снижения остроты дефицита земли. По решению Кубанского областного правления № 4150 от 31 января 1897 года, полученного благодаря сильной поддержке атамана Екатеринодарского отдела генерала В.Д. Савицкого, были отданы в аренду ряд малопригодных земельных участков, занятых сплошным мелким кустарником – «хмеречью». Ранее на них никто не обращал внимания и, согласно приговору станичного сбора, эти участки сдавались в оброчное содержание с обязательной раскорчевкой.

Как правило, они отдавались на 3 года в аренду грекам под табачные плантации, которые имели для этого достаточно средств. Только в 1897 году было отдано более 200 десятин, ранее не использовавшихся земель[73]. Юрт станицы стал постепенно освобождаться от хмеречи и, одновременно в оборот вводились новые земли, что отчасти снижало их дефицит. Кроме того, был получен дополнительный надел земли в юрте станицы Абинской в количестве 1280 десятин, который был сдан в аренду мещанину Дорохову по цене 1 рубль 66 копеек за десятину с условием обязательной раскорчевки 400 десятин от деревьев и кустарника[74].

Анализ статистических данных о станице, за первые несколько десятилетий, свидетельствует о том, что её развитие получило чисто аграрную направленность. Практически, до конца XIX века в Северской не было промышленных предприятий. Это обстоятельство обрекало станицу на существование в роли одного из захолустий Кубанской области. Но судьбе было угодно изменить этот печальный жребий после открытия Новороссийского участка Владикавказской железной дороги. Как известно, распоряжением Правительства российской империи №1538, был официально открыт Северский разъезд Владикавказской железной дороги и начала работать собственная железнодорожная станция. После этого 24 июня 1894 года произошло еще одно знаменательное событие – в Северской официально была разрешена продажа знаков оплаты почтовой корреспонденции, а также прием и выдача её. Местом, где отправлялись и получались почтовые отправления стала, также, железнодорожная станция станицы[75].

Открытие железнодорожной станции стало, по существу, судьбоносным событием и потому, что Северская стала важным транспортным узлом, сразу приобретя вместе с этим значительные перспективы экономического развития. Раньше основным транспортным средством населения станицы были могучие, но тихоходные волы. После открытия железнодорожной станции транспортные возможности резко возросли, а вместе с ними и темпы экономической жизни. Поскольку в станицу начали активно поступать дешевые промышленные товары, хозяйство казаков стало быстро утрачивать натуральный характер. Достаточно сказать, что в 1893 году на железнодорожной станции станицы Северской было продано 22 тыс. 245 пассажирских билетов, что в несколько раз превышало численность населения станицы. Напомним, что в 1893 году население Северской составляло всего 4 тыс. 424 человека[76]. Это говорит об интенсификации экономической жизни станицы и активном участии населения в этом процессе. В Северскую потянулись жители соседних станиц, не имеющих железнодорожного сообщения для приобретения дешевых промышленных товаров, что также способствовало расширению товарного обмена и росту экономики станицы.

Все это подтверждается и быстрым ростом грузооборота Северской железнодорожной станции. Так, если в 1895 году по железной дороге из станицы было вывезено 563 тыс. 641 пуд различных грузов, то в 1896 году эта цифра почти удвоилась и составила 973 тыс.785 пудов и из года в год размеры грузооборота продолжали расти. Среди грузов, проходящих через станичную железнодорожную станцию, преобладали зерновые культуры. Например, в 1895 году из Северской было вывезено 12 тыс. 833 пуда зерновых из них 12 тыс. 824 пуда составила пшеница. Кроме пшеницы для продажи вывозились: ячмень, лен и шерсть, но их производство было крайне ограничено. Так, в том же 1895 году из Северской было вывезено 50 пудов льна, 15 пудов шерсти и 3 пуда ячменя[77]. В самом конце 90-х годов XIX века, жители станицы стали вывозить на продажу чеснок, который пользовался спросом в городе Екатеринодаре и высоко ценился за пределами Кубани[78].

Довольно любопытную информацию об экономической жизни станицы дает номенклатура ввозимых товаров. В 1894 году, например, в Северскую было ввезено 5 тыс. 769 пудов различных грузов. Из них 4 тыс. 997 пудов составили мануфактурные товары, 765 пудов лес и лесные изделия и только 7 пудов составил вес ввезенных земледельческих орудий и машин. В следующем, 1895 году ввоз товаров фактически утроился и составил уже 15 тыс. 335 пудов, а количество ввезенных сельскохозяйственных орудий и машин выросло более чем в 20 раз и составило 168 пудов, хотя ввоз мануфактурных изделий продолжал значительно преобладать над другими товарами. В 1896 году общий объем ввоза товаров в станицу увеличился еще более чем в два раза – до 40 тыс. 28 пудов, а в 1897 году составил уже более 49 тыс. пудов[79].

Товарный состав вывоза и ввоза товаров в достаточной мере свидетельствует о характере деятельности населения станицы. Она продолжала сохранять четко выраженную сельскохозяйственную направленность. Необходимо уточнить, что в те годы занятие сельским хозяйством считалось единственным, достойным казака промыслом. Заниматься какой-либо другой деятельностью считалось делом несовместимым со статусом казака. По мере роста иногороднего населения станицы, из их числа появлялись ремесленники и торговцы. Хотя отношения между казаками и иногородними продолжали оставаться довольно сложными. Тем не менее, все хорошо осознавали, что для нормальной хозяйственной деятельности присутствие иногородних необходимо. Достаточно сказать, что для первого станичного кузнеца из иногородних Ефима Дмитриевича Кравченко станичное правление не только отвело большой участок земли для строительства усадьбы, но и построило на нём за счет общественных средств кузницу[80].

Как известно, вторым по важности занятием казаков было животноводство. Однако, его развитие сдерживалось из-за ограниченности площадей, отведенных на пастбища для скота. Год из года увеличивалось население станицы и поэтому все больше земли распахивалось, а площадь лугов соответственно уменьшалась. Тем не менее, каждая семья старалась держать как можно больше различного скота, поэтому дефицит площадей под выпас ощущался все сильнее. В 1871 году на станичном сборе было принято решение об увеличении выгона для скота. Кроме того, для сохранения его в неприкосновенности от самовольного распахивания было решено обмежевать пастбище специальной бороздой; если же кто-нибудь распашет часть общественного пастбища и засеет эту землю хлебом, то такие посевы общество разрешило каждому травить скотом без всякого ограничения[81].

Соответственно уменьшались и площади, отводимые станичным правлением под сенокос. Это вынуждало казаков резко уменьшать количество скота в личном хозяйстве. Данное обстоятельство побудило власти станицы принять довольно жесткие меры по упорядочиванию пользования сенокосными угодьями. В 1878 году станичное общество постановило: «Косить траву с 18 июня, без наемных косарей, кроме больных и бессильных членов общества, которым было разрешено нанять по одному косарю. У кого же было несколько работников, дозволялось косить только одному из них; за лишнего косаря положено было штрафовать 3-мя рублями в день»[82]. Тем не менее, из-за недостатка пахотной земли площади, отводимые под сенокос, продолжали постоянно уменьшаться. Достаточно сказать, что в конце XIX века в юрте станицы пахотные земли занимали площадь 4 тыс. 500 десятин, для выпаса скота выделялось 1 тыс. 200 десятин, а под сенокос отводилось лишь 500 десятин[83].

Непременным атрибутом каждой станичной усадьбы стали фруктовые деревья: вишни, сливы, яблони, груши. Как мы знаем, еще в первые годы поселения были приняты меры по стимулированию развития садоводства. В 1894 году каждому желающему завести сад или виноградник выделялось 0,5 десятины земли. Все это очень благотворно сказалось на уровне развития садоводства. Практически все приусадебные участки были непременно окружены плодовыми деревьями. Конечно же, в основном, садоводство было уделом любителей и не носило промышленного характера. Тем не менее, уже в конце XIX века сады имели 14 казаков и 3 иногородних, а всего ими было занято 9 десятин земли. Наиболее крупные сады принадлежали Роменскому, Венеровскому и Ющенко, которые собирали урожай яблок, груш и слив до 80 пудов. Самый крупный сад имел Иван Маркович Ющенко, площадь его сада составляла более одной десятины земли[84].

Появлению крупных специализированных садоводств с элементами промышленного производства препятствовало отсутствие достаточно развитого рынка сбыта. Продукция садоводства находила применение, в основном, в личном хозяйстве жителей станицы. Главным образом, для приготовления варенья, заготовки сухофруктов и различных наливок. Излишки урожая шли на продажу и, как правило, продавались за бесценок различного рода перекупщикам. Развитие железнодорожного транспорта лишь незначительно решило проблему сбыта продукции садоводства. Например, в 1908 году с железнодорожной станции станицы было вывезено 43 пуда яблок, 48 пудов груш и 544 пуда других плодов[85].

Эта продукция реализовывалась преимущественно в Екатеринодаре и Новороссийске. Немалым препятствием для развития садоводства были разного рода вредители, и особенно, гусеница. Если своевременно не уничтожить её личинки, она была способна погубить в короткий срок всю зелень на деревьях. Собирали личинки вручную, что представляло собой весьма трудоемкое занятие. Наиболее опытные садоводы пытались уничтожать гусеницу путем опрыскивания экстрактом табака или парижской зеленью, но это не приносило желаемых результатов.

Виноградарство в станице возникло несколько позже, чем садоводство, однако оно получило более широкое развитие среди населения. Достаточно сказать, что в конце XIX века в Северской под виноградниками было занято более 17 десятин земли, что почти в два раза больше, чем под садами. Это объясняется более высокой стоимостью винограда по сравнению с продукцией садов. В основном, разводили винные и столовые сорта винограда: голландский, каберне, мускат, лафит, сотерн, рислинг, изабеллу, бордо, молдавский и др. Наиболее крупные виноградники имели: Митрофан Иванович Калащап, Николай Иванович Коваль, Петр Иванович Мироненко, Иван Константинович Михайленко, Иван Михайлович Новиков, Павел Семенович Олейник, Тихон Васильевич Спиваченко, Василий Тимофеевич Ситник. Все они имели виноградниками площадью не мене одной десятины и собирали от 100 до 500 пудов винограда. Самым известным виноградарем был Тихон Васильевич Спиваченко, который имел виноградник площадью свыше 3-х десятин, собирал более 1000 пудов винограда, из которого только одного вина получал около 700 ведер[86].

Несмотря на то, что садоводство и виноградарство меньше зависело от капризов природы, проблем в его развитии было немало. Очень трудно было купить хороший инструмент для ухода за садами и виноградниками. Даже аппарат для опрыскивания был слишком дорогостоящим инструментом для простого жителя станицы. Пользоваться сахарометром при выделывании вина тогда не умели поэтому, оно получалось не всегда хорошего качества. В этой связи, станичное правление старалось превратить станичные школы не только в центры образования, но и в места, где бы концентрировались и накапливались все наиболее передовые знания в области агротехники.

Кроме того, в станичных школах должны были применяться и испытываться новые технические изобретения в данной области для их популярной пропаганды с целью быстрейшего внедрения в личное хозяйство жителей станицы. С этой целью, заведующий вторым станичным училищем А.Д. Погуляев в июле 1899 года был направлен в станицу Вознесенскую на специальные курсы по садоводству, где изучались наиболее передовые методы разведения садов и виноградников с учетом конкретных климатических условий различных регионов Кубани[87].

Довольно значительная часть казаков и иногородних занимались пчеловодством. За год, в среднем, в Северской собиралось до 115 пудов мёда. Самыми большими энтузиастами этого промысла были: Ефим Харитонович Демиденко, Ефим Семенович Зусь, Карп Михайлович Иващенко, Иван Михайлович Новиков, Тихон Васильевич Спиваченко. Они имели в хозяйстве от 20 до 70 ульев и собирали ежегодно от 5 до 30 пудов мёда. Всего же жители станицы имели в подсобном хозяйстве около 250 ульев[88].

Развитию станицы способствовало и то, что правление станицы заботилось о развитии путей сообщения. Так, еще до появления железнодорожного сообщения была решена очень важная транспортная и экономическая проблема. В 1881 году на средства северского станичного общества и коммерции советника, потомственного почетного гражданина г. Екатеринодара Николая Ивановича Ананова были построены два моста через реки Убин и Аушед[89]. За это, станичным обществом ему был выделен земельный участок, который потом был сдан в аренду отставному унтер-офицеру Ивану Усенко[90]. Очень важно, что проезд через них был установлен бесплатный.

Таким образом, уже в тот период наши предки старались максимально использовать географическое положение станицы и приблизить транспортные артерии к своим землям. Нужно признать, что это им во многом удалось. С появлением железнодорожного сообщения довольно остро стала проблема строительства металлического железнодорожного моста через реку Убин. При строительстве дороги в 1887 году был проложен деревянный мост, который под воздействием больших нагрузок быстро пришел в ветхое состояние. По мере увеличения интенсивности движения поездов по железной дороге состояние моста все больше вызывало обоснованные опасения, а частые разливы реки еще больше ухудшали его. Однако, тогда денег на строительство железного моста не нашли и был проведен лишь его капитальный ремонт.

Хорошей традицией стало регулярное проведение скачек, которые всегда приобретали форму праздника. Приговором станичного сбора от 19 июня 1894 года было установлено, что в целях развития среди казаков наездничества и джигитовки проводить ежегодно по три скачки. С этой целью с 1 января 1895 года ежегодно отпускать по 150 рублей из общественных сумм для покупки призов и угощения зрителей[91]. Проводились они в самом центре станицы около базарной площади практически всегда при огромном скоплении народа. Их организацией занималось станичное правление под руководством станичного атамана и участвовали в них казаки самых разных возрастов. Каких либо возрастных ограничений для участников скачек не было.

Наиболее отличившиеся участники скачек поощрялись различными призами и подарками. Так, например, на скачках состоявшихся 30 декабря 1894 года, несмотря на дождь и грязь, принимали участие, как обычно, строевые казаки всех разрядов и около 40 детей до 12-летнего возраста, а всего участников было около 200 человек. Местный оркестр духовой музыки играл торжественные марши. Руководили этими мероприятием сотенный командир подъесаул М.Ф. Кулик и местный офицер – сотник В.А. Муравьев, сын одного из бывших станичных начальников – войскового старшины Аполлона Михайловича Муравьева. Эти соревнования показали, что среди северцев много лихих наездников и молодежь не уступает в своем мастерстве взрослым казакам. В конце были объявлены победители, которым вручили призы, приобретенные на общественные деньги: шашки, кинжалы, пояса, газыри и плетки, а самым юным участникам скачек дарили конфеты, которые тогда, в казачьей среде, были продуктами очень дорогими и редкими. В заключении было объявлено, что следующие скачки состоятся весной 1895 года, на третий день после Пасхи[92].

Казаки были военным сословием, поэтому были обязаны в любое время и в любых условиях по приказу вышестоящего начальства быть готовыми выполнить боевую задачу. С этой целью, в масштабе станицы, продолжали проводиться строевые смотры с проверкой экипировки каждого казака и состоянием его реальной боевой выучки. Кроме того, стали регулярно проводились поверочные сборы в масштабе Екатеринодарского отдела. Например, такой сбор по распоряжению военного министра был проведен 1 сентября 1894 года.

В соответствии с мобилизационным планом все нижние чины запаса должны были прибывать к 8 часам утра на сборный пункт станицы Афипской в полной экипировке и готовности убыть в любое место страны по указанию вышестоящего командования. Следующий поверочный сбор был проведен 2 сентября 1897 года, и теперь уже Северская стала местом сбора для строевых казаков и других нижних чинов (кроме учителей), а также для резервистов станицы Смоленской и поселка Смоленского[93]. В масштабе всей Кубанской области также регулярно проводились войсковые смотры[94].

Эти проверки не были простой формальностью, начальство очень придирчиво осматривало экипировку казака. Особой проверке подлежали строевые лошади, которых за свой счет были обязаны содержать казаки до перехода в резерв 2-й очереди. Нужно сказать, что для простого казака это было довольно обременительно. Этого коня, казак не имел права запрягать и должен был иметь к нему полный комплект снаряжения. В случае обнаружения у строевого коня следов от хомута или недостачи снаряжения он браковался, а казак должен был заменить его другим. Такое приказание казак мог получить неоднократно. Например, казаку А.А. Колесниченко пришлось заменять купленного им коня целых три раза. Это означало, что он три раза, с убытком для себя, продавал ранее купленного коня и покупал нового за более высокую цену[95].

Напомним, что все свое обмундирование и снаряжение, казак также приобретал за собственный счет. Как известно, главным источником его дохода была сельскохозяйственная деятельность, которая сильно зависела от капризов изменчивой южной погоды. Настоящей катастрофой для сельского хозяйства станицы был град, от которого в наибольшей степени страдали посевы всех сельскохозяйственных культур, виноград и даже плодовые деревья. Сильный град мог буквально за считанные минуты погубить все это, что называется, на корню. Сильные дожди с градом были нередким явлением в каждый летний период, но особенно обильным на град было лето 1895 года. Наиболее сильный град выпал 15 июля, градины размером в голубиное яйцо сыпались как из рога изобилия. Четыре градины занимали полностью объем чайного стакана. За несколько часов были уничтожены все бахчи и табачные плантации. Урожай этих культур был полностью потерян[96].

По-прежнему, в центре внимания станичного правления были проблемы дальнейшего развития народного образования. Проблема заключалась в том, что станица довольно быстро росла и в 1896 году её население перевалило за 6 тыс. человек. Мест в станичном одноклассном училище для всех желающих не хватало. В 1895 году было завершено строительство церковно-приходской школы. Она была построена за счет пожертвований прихожан и дополнительных средств, выделенных из станичного бюджета. Это учебное заведение находилось в ведении церкви и в нем больше внимания уделялось преподаванию основ теологии. Отличительной особенностью этой школы было то, что в ней имели право учиться дети всех сословий, как дети казаков, так и иногородних. В церковно-приходской школе обучались и мальчики и девочки; поэтому, фактически, существовало две школы – мужская и женская. Здесь же на церковной площади станицы рядом с церковно-приходскими школами было открыто греческое частное училище, существовавшее исключительно за счет средств греческой общины уже в те годы довольно многочисленной и богатой[97].

Кроме того, населенный пункт сильно увеличился в размерах. Станица особенно растянулась на северо-восток в сторону железнодорожной станции после её открытия. Детям с окраин, особенно в зимнее время, было трудно добираться на занятия в училище. В связи с этим, станичное правление во главе с атаманом Н.И. Ковалем приняло решение о строительстве нового станичного училища. Осознавая важность образования, здание этого учебного заведения планировалось построить из кирпича, несмотря на дефицит денежных средств. При этом, по личной инициативе станичного атамана, было принято решение, для многих не совсем, на первый взгляд, понятное: строить здание училища в 2,5 верстах от центра.

Строительство шло довольно быстро и, в 1896 году, 2-ое станичное училище было открыто. В отношении первого училища было принято также новаторское решение: его преобразовали в женское. Таким образом, впервые в своей истории, с 1896 года казаки начали учить грамоте девочек. Этот факт не прошел незамеченным даже на областном уровне. Так, в Кубанском календаре, изданном в Екатеринодаре в 1898 году в отчете о важнейших событиях в Кубанской области в 1896 году, особо отмечалось об организации в станице Северской смешанного образования. Учитывая «домостроевские» взгляды на место женщины в семье значительной части казачьего общества станицы того времени, это решение станичного правления во главе с урядником Н.И. Ковалем нужно признать очень смелым. Кроме того, рядом с новым 2-м училищем было начато строительство первого в станице училища для иногородних жителей станицы, однако его размеры и темпы строительства, было значительно более скромными.

В связи с открытием нового учебного заведения, в станице были дополнительно открыты сразу еще несколько учительских мест, на которые в различное время назначались: Алексей Данилович Погуляев[98], Владимир Владимирович Абрамович[99], Георгий Алексеевич Скляренко[100], Владимир Владимирович Бурчак, Антон Федорович Крайник, Анна Дмитриевна Константинова[101], Иустин Федорович Миронов, Александра Гавриловна Миронова[102], Павел Васильевич Парадиев, Петр Гавриловия Якуповский, Андрей Спиридонович Гич, Иван Федорович Никониченко, Петр Николаевич Самойленко[103].

Стало хорошей традицией назначать почетных попечителей для учебных заведений станицы. Как правило, они назначались из числа наиболее авторитетных, образованных и состоятельных жителей станицы. В разное время попечительства возглавляли: майор Ф. Гвоздик, урядник А. Малиновский, урядник Н. Коваль, урядник Я. Костогрыз, вахмистр Я. Мельник. Они не были «свадебными генералами», а избирались на станичном сборе и утверждались приказом Наказного атамана Кубанского казачьего войска, а стало быть, в полной мере отвечали за состояние подведомственных учебных заведений. Например, в соответствии с параграфом 25 Положения о попечительствах при начальных народных училищах Кубанской области они должны были заботиться об устройстве библиотек для учащихся.

Ежегодно к 1 декабря попечители представляли отчет участковому инспектору о проделанной работе. Если в станичном училище было более 60 учеников, именно попечитель обязан был изыскивать средства для приискания помощника учителя. По мере роста числа школ и количества учащихся в них, начали назначаться школьные попечительства, которые возглавлялись почетными попечителями и состояли из нескольких человек. Например, почетный попечитель вахмистр Яков Дмитриевич Мельник возглавлял попечительство северского 2-х классного училища, которое также было назначено приказом Наказного атамана Кубанского казачьего войска и Начальника Кубанской области. В его состав были назначены: урядник Авраам Григорьевич Кирпенко, урядник Игнат Тимофеевич Копайгора и казак Савелий Михайлович Лишута[104].

С увеличением количества школьных преподавателей, имеющих специальное образование, качество обучения в станичных училищах значительно улучшилось. Был усилен контроль за посещением занятий детьми, более качественно стали проводиться учебные занятия и их начали посещать даже взрослые казаки. Преподаватели стали больше внимания уделять воспитательной работе с учащимися. Станичные училища стали постепенно превращаться в своеобразные небольшие очаги культурной жизни станицы. Количество учеников росло, но желающих учиться было больше, чем мест в училищах.

Надо сказать, что в те годы культурная жизнь в станице практически отсутствовала, а единственным источником информации был станичный базар, где встречались люди из различных населенных пунктов Кубанской области. Нечастые поездки жителей станицы в город Екатеринодар, также, иногда давали возможность соприкоснуться с элементами цивилизации, но существенного влияния на повседневную жизнедеятельность станичников они не оказывали. Для казака или иногороднего, с раннего утра до поздней ночи добывающего средства для существования, практически, не оставалось свободного времени на культурный досуг. Все культурно-духовные функции в станичном обществе выполняла церковь. Досуг казаков ограничивался посещением станичного духана или пивной, где «отдых» не всегда заканчивался цивилизованно и это, было сущей бедой, а иногда и почти разорением для некоторых семей. В этих условиях, носителями культурных ценностей могли стать только учебные заведения станицы.

Новое училище стараниями станичного атамана стало настоящим очагом светской культуры станицы. Заведующим этим училищем был назначен Алексей Данилович Погуляев, человек инициативный и хорошо понимающий нужды станичного образования. Его стараниями и при постоянной поддержке станичного атамана и правления было организовано несколько благотворительных сборов на нужды школы. При этом, наибольшее количество денег жертвовал станичный атаман, подавая тем самым, пример для других. На эти средства, для школы были приобретены значительное количество книг, новое оборудование в числе которого был и специальный проектор, который в те годы назывался «Волшебный фонарь», вещь довольно дорогая и редкая даже в городских школах. Это позволило проводить для детей и многочисленных приглашенных торжественные мероприятия и детские праздники, которые стали хорошей традицией. Здесь же впервые начали проводиться станичные новогодние елки с приглашением родителей и гостей. Стараниями атамана и учителей новое училище быстро стало главным образовательно-культурным центром станицы Северской и весьма притягательным местом для учащихся и многих жителей станицы.

Первая в истории станицы новогодняя елка была проведена в здании 2-го станичного училища (ныне 44-я школа) 28 декабря 1898 года благодаря стараниям почетного блюстителя училища Н.И. Коваля и некоторых местных предпринимателей. Наиболее состоятельным людям станицы атаманом был предложен подписной лист, по которому в короткий срок были собраны необходимые средства и начата подготовка к торжествам. Трудами заведующего училищем А.Д. Погуляева был составлен план праздника, предусматривающий показ световых картинок, танцы, пение, чтение отрывков из классических произведений.

Несмотря на то, что елка устраивалась в первый раз и никто не знал, что это такое, желающих присутствовать на празднике было очень много. Даже просторные помещения нового училища не могли вместить всех. Часть посетителей и просто любопытных людей стояли во дворе и с восторгом смотрели в окна, любуясь на невиданное ранее зрелище. Особый восторг у всех вызвала демонстрация «туманных картинок». Это сказочное, по тем временам, зрелище наши станичники имели возможность видеть благодаря приобретению Волшебного фонаря[105] и картинок к нему.

Деньги на это чудо техники пожертвовали: священник Г. Златоустовский – 2 рубля, Д. Погуляева – 1 рубль, Н. Коваль – 2 рубля, В. Спиваченко – 1,5 рубля, Т. Спиваченко – 2 рубля, П. Бельский – 2 рубля, Е. Мосесов – 1 рубль, Г. Волик – 1 рубль, С. Худобашев – 1 рубль, Халаджи – 50 копеек, Д. Джоржик – 50 копеек, А. Лиховол – 2 рубля, Д. Лабациев – 1 рубль, Б. Караханов – 1 рубль, Ф. Кундуков – 1 рубль, А. Статиос – 1 рубль, Ю. Капатанос – 1 рубль, Попандопуло – 1 рубль, Сирапаниди – 1 рубль, Азвездопуло – 1 рубль, Ф. Параскевей – 1 рубль[106]. Этим людям, станица обязана развитием культурной сферы жизни. С этого времени проведение новогодних елок стало хорошей традицией.

На следующий год новогодний праздник проводился уже с гораздо большим размахом. Практически все родители, видя радость и ликование детей, выразили готовность собрать на этот праздник деньги из личных средств. Приведем фамилии тех, кто в декабре 1898 года пожертвовал средства на это благородное дело: член попечительства А. Саркис – 3 р., почетный блюститель Н. Коваль – 2 р., учитель А. Погуляев, священник Максимов, дьякон П. Бельский, псаломщик Ю. Осецкий, Е. Мусесов, М. Коломейцева по 1 р. Родители учащихся: С. Олейник, Е. Баранник, Ал. Лозинский, И. Богославский, З. Пузанов, Ив. Колесниченко, К. Лысый, В. Квитка, Д. Бугай, Г. Герасименко, С. Малиновский, А. Кирпенко и В. Ханин по 1 р.; О. Черкасов, И. Лысенко, С. Кучукова, Д. Ковалев, Е. Нестеренко, З. Ткаченко, И. Шандала, О. Ильченко, Д. Коваль, С. Радченко, Т. Нестеренко, П. Черкасов, П. Лепий, П. Имшенецкий, М. Волченкова, Е. Лысый, Г. Кирпенко, Ал. Журавель и И. Горбенко по 50 копеек; С. Орел – 40 копеек; Т. Квитка – 35 копеек; И. Журавель и Ф. Болгарчук по 30 копеек; Т. Журавель и И. Копайгора по 25 копеек; Г. Човник, О. Лысенко, Д. Чуприна, Ил. Тарасов, Ив. Олейник, Я. Лысенко, П. Дробот, М. Мусиенко, Ф. Колесниченко и Т. Тарасов по 20 копеек; Г. Мельник – 15 копеек; В. Мельникова – 10 копеек[107].

Благодаря этим людям, станичные новогодние праздники стали известны далеко за пределами Северской. В областной печати было опубликовано сразу несколько специальных корреспонденций о встрече Нового года в станице Северской. Один из гостей, специально посетивший станицу в период проведения новогодних праздников по встрече нового 1899 года, был приятно удивлен образцовым состоянием 2-го станичного училища и организацией новогодних торжеств. Тут была и со вкусом наряженная елка, и подарки для всех учащихся и нарядные ученики, активно участвующие в проведении новогодних торжеств. Сразу бросался в глаза и тот восторг, который был в лицах детей, для которых и был организован новогодний праздник. Каждый класс подготовил свою композицию при этом, девочки пели песни, а мальчики щеголяли своей военной выправкой как настоящие взрослые казаки.

Но для нас важны выводы, сделанные человеком со стороны в своей статье, посвященной Северской. В ней, в частности, подчеркивалось: «Второе северское станичное училище находится почти на окраине станицы (версты полторы от церкви). Инициатива такого расположения училища принадлежит нынешнему станичному атаману г. Ковалю, усерднейшему поборнику народного образования, благодаря энергии этого атамана и было построено капитальное здание для училища. А благодаря его вниманию школы не терпят особой нужды ни в чем. Введено всеобщее обучение детей казаков, пока мальчиков с 10-летнего возраста. Все мальчики – казаки обучаются теперь в училищах, а за каждого обучающегося в церковно-приходской школе платят по три рубля. Видно, что северцы любят учение и не жалеют на это средств»[108].

Действительно, в это период, кроме уже вышеупомянутого 2-го станичного училища в станице функционировало еще 4 учебных заведения: 1-е станичное училище, церковно-приходское мужское, церковно-приходское женское и частное греческое училища. Церковно-приходские школы по своей сути были начальными школами с трехлетним сроком обучения. Станичные училища готовили детей по трехлетней программе и состояли на бюджете министерства народного просвещения. Станичным правлением был поставлен вопрос о преобразовании 2-го училища в двухклассное. Одновременно велось также строительство училища для детей иногородних.

Кроме этого, во 2-ом станичном училище была открыта первая в станице народная библиотека. Стали устраиваться внеклассные чтения для учащихся, родителей и всех желающих, а также окрылись повторительные курсы. Здесь же был организован церковный хор и стараниями учителя совершались вечерние богослужения в воскресные и праздничные дни. Все это, при отсутствии специализированных культурных центров, превращало школу в таковой и формировало у жителей соответствующее отношение к школе и образованию вообще.

В этом же учебном заведении, проводились популярные лекции и беседы по актуальным для населения проблемам. Так, 24 января 1899 года учителем-садоводом В.Ф. Коньковым с местными садоводами была проведена беседа о проблемах садоводства, виноградарства и виноделия. На ней были доходчиво раскрыты причины частых неурожаев и методы лечения садов от паразитов и насекомых, а также как выбирать сорта, необходимые по климатическим и почвенным условиям и где можно сбывать продукцию. Немало интересного было сообщено о виноградарстве: значение листа, лечение винограда и выбор его сортов. Было рекомендовано местным любителям разводить португизер, сотерн, каберне. Северцы не очень активно посещали подобные мероприятия, но на этот раз, несмотря на непролазную грязь, слушателей было очень много[109]. Недаром, именно это одноклассное станичное училище вскоре было преобразовано в 2-х классное с 4-мя учителями по штату.

Последние годы XIX века не были самыми урожайными и особенно 1897 год. В этом году хлеба было собрано недостаточно и домашний скот жители содержали в полуголодном состоянии. Некоторые семьи даже вынуждены были выпускать его на улицы, где животные искали различный мусор и питались им, а отдельные, наиболее бедные жители снимали солому с крыш сараев и других хозяйственных построек с целью спасения скота от голодной смерти. Были даже случаи, когда отдавали в работники малолетних детей или просто просили более зажиточных станичников взять детей на прокормление до следующего урожая. Если же, и это не удавалось сделать, ходили по станице и просили милостыню. К сожалению, гуманитарных программ в те годы еще не существовало.

Тем не менее, это нисколько не умаляет достижений, которых удалось добиться. Сам факт того, что в конце XIX века в простой кубанской станице, всего через 32 года после её основания, удалось многого добиться для обеспечения всеобщего обучения мальчиков, не говоря уже о начале женского образования, является, без преувеличения, выдающимся достижением и служит нерукотворным памятником нашим трудолюбивым и дальновидным предкам. Добавим, что дело народного образования в те годы было сопряжено с множеством различных материальных, кадровых трудностей, различного рода предрассудков и было под силу только людям весьма мудрым, настойчивым и исключительно целеустремленным.

Для сравнения, можно привести факты об организации образования в другой станице Екатеринодарского отдела – Пензенской. В 1900 году там была открыта церковно-приходская школа, в которую было принято 20 человек. Через полгода – в феврале 1901 года осталось только 9 учеников и их успехи были плачевными, да и сама школа была на грани закрытия. Станичное общество выделяло на нужды обучения всего 50 рублей и, хотя из областного бюджета постоянно выделялись дотации для поддержания учебного процесса, школа содержалась в самом убогом состоянии[110].

Нужно еще раз подчеркнуть, что инициатором многих благих начинаний в станице являлся её атаман урядник Н.И. Коваль. Станичное общество вполне оценило его кипучую и многогранную деятельность. Поэтому в начале 1898 года, его вновь избрали станичным атаманом. Это избрание характерно тем, что этот человек стал станичным атаманом в четвертый раз. За всю дореволюционную историю никто столько сроков не занимал этот пост. Четвертое избрание стало своеобразным признанием больших заслуг этого незаурядного и очень трудолюбивого человека перед станичным обществом. Двенадцать лет Николай Иванович Коваль стоял во главе станицы и блестяще справлялся со своим обязанностями. Именно во главе с этим руководителем станица встретила XX век[111].

Конец XIX принес новые неприятности для жителей станицы, речь идет о болезнях животных. Наиболее крупной эпизоотия чумы рогатого скота была в 1886 году, когда на 19 июля пало 26 животных и было большое количество больных[112]. В 1899 году снова начинаются повальные болезни лошадей (сап), которых, в этот период, в Северской насчитывалось 1 тыс. 813 голов. Первый случай этой болезни был обнаружен 22 мая 1899 года, когда были выявлены сразу 4 больные лошади, из которых одну пришлось забить сразу, а остальные три, несмотря на все усилия, также спасти не удалось. В течение всего лета эта эпидемия продолжала свирепствовать в станице. Не имеет смысла говорить, что лошади были для казаков не просто видом домашнего скота, а неотъемлемым атрибутом жизни, делающим казака, таковым. За ними, часто ухаживали как за детьми и вырастая, такой конь платил своему хозяину исключительной преданностью и любовью. Он не давался в руки чужих людей и преданно ходил за своим хозяином. В бою они шли в огонь и воду, как могли, помогали казаку и не отходили от него, если он был ранен или убит.

Поэтому, отношение к лошадям было особенно трепетным и их падеж был наиболее чувствителен для казаков в материальном и моральном отношении. С помощью участкового ветеринарного врача 3-го участка, куда входила Северская – надворного советника Михаила Ивановича Кангуса к сентябрю 1899 года эту эпидемию удалось локализовать, но как оказалось, не окончательно[113]. В конце апреля 1900 года, с началом теплого времени года, болезнь проявилась снова. Заболело две лошади и, опираясь на уже имеющийся опыт, они сразу же были забиты, но и это не предотвратило её дальнейшее распространение[114].

В самом начале мая 1900 года были выявлены еще две больных лошади, одна из них была срочно забита, а другая, к сожалению, была украдена. Поэтому возможно было любое, самое непредвиденное развитие заболевания. Постоянные вспышки болезни лошадей и другого домашнего скота на протяжении целого ряда лет свидетельствовали о крайне слабой ветеринарной профилактике этих болезней. Фактически никогда достаточных средств на содержание станичных фельдшеров не выделялось и все проблемы пытались решить с помощью одного участкового ветеринарного фельдшера, у которого было в ведении несколько станиц. В Северской были свои «специалисты», но их знаний, основанных на многолетней практике, не хватало. Необходимо было выделять средства на содержание станичного фельдшера, имеющего специальное образование и работающего на профессиональном уровне.

Тем не менее, эти печальные обстоятельства существенно влияли на разведение различного домашнего скота в личном хозяйстве жителей станицы. Так, например, на станичной скотобойне, только в августе 1900 года было забито 44 домашних животных из них: 12 голов крупного рогатого скота, 7 телят и 25 овец и коз. В сентябре в Северской, было забито уже 166 голов домашнего скота. При этом, надо учесть, что значительное количество животных жители станиц забивали сами[115].

Нужно подчеркнуть, что разведение лошадей было предметом особой заботы казаков, ибо это была не просто рабочее животное и средство передвижения, это был боевой друг, от которого часто зависела судьба и жизнь казака. Трепетное отношение казаков к лошадям воспето во многих песнях и не нуждается в комментариях. Между тем, с сокращением поголовья волов, лошади все больше становились и основной тягловой силой. Лошадей не хватало и их, часто не делили на строевых и рабочих. Во время весенних полевых работ лошадей сильно изнуряли чрезмерной работой и далеко не всегда качественно кормили.

Нередко, хозяева, не дав молодым лошадям окрепнуть, использовали их в тяжелых работах. Поэтому станичные лошади постепенно мельчали. Разведение лошадей и улучшение их состояния и породы было одним из важнейших направлений работы станичного правления. В этом деле сильную поддержку и финансовую помощь оказало Кубанское войсковое правление. Специально для этого на известных конных заводах за большие деньги приобретались породистые жеребцы. В Северской в 90-е годы XIX века, было два таких жеребца: Браун – английская полукровка, приобретенный на заводе известного кубанского коннозаводчика Я. Пеховского и жеребец Септ. Это позволило заметно улучшить качество строевых казачьих лошадей и поддерживать его на необходимом уровне[116].

В январе 1899 года произошло еще одно печальное событие – умер один из первых станичных начальников войсковой старшина Аполлон Михайлович Муравьев. Станичным правлением были организованы похороны этого заслуженного человека. Из всех офицеров, постоянно проживающих в станице, он достиг наибольших чинов. Храбрым казачьим офицером и одним из первых станичных орденоносцев стал его сын – Вениамин Аполлонович Муравьев, который дослужился до воинского звания – полковник. Его внук - Всеволод Вениаминович Муравьев был в числе первых героев Кубанского казачьего войска, отличившихся в страшных и кровопролитных сражениях Первой мировой войны, а затем стал одним из видных генералов Белой армии.

В этой связи, надо сказать, что и рядовые станичные казаки совершали геройские поступки в повседневной жизни и получали за это награды. Например, в апреле 1900 года указом императора Николая II за подвиг в деле человеколюбия серебряной медалью с надписью «За спасение погибавших», для ношения на груди на владимирской ленте был награжден северский казак Ефим Беззубенко[117].

Представители станицы Северской участвовали в различных представительных и административных органах, которые формировались в рамках отдела. Так, например, членом Екатеринодарского уездного податного присутствия по раскладному сбору с негильдейских предприятий атаманом Кубанского казачьего войска был назначен урядник Василий Иванович Спиваченко[118]. На этом поприще этот очень способный и трудолюбивый человек продемонстрировал свои незаурядные деловые качества, за что был представлен к государственной награде. Указом императора Николая II ему была пожалована серебряная медаль за усердную службу и особые труды для ношения на шее на станиславской ленте[119].

К концу XIX века, когда население Северской выросло в несколько раз, тесной стала местная Николаевская церковь. Этот вопрос, был вынесен на обсуждение станичного сбора и было принято решение о её ремонте и расширении. С 5 по 24 ноября 1900 года были официально объявлены торги на получение подряда, которые начались со сметной суммы в 6 тыс. 154 рубля 86 копеек и закончились на сумме в 8 тыс. рублей. Правлением был специально объявлен большой промежуток времени на торги, чтобы добиться максимально выгодных условий. Сумма, выделенная на это, свидетельствует также о том, что финансовые возможности станичного правления возросли. Работы по ремонту и расширению церкви были начаты уже в следующем году.

Летом 1900 года казачьи станицы инспектировал сам Наказной атаман Кубанского казачьего войска и Начальник Кубанской области генерал-лейтенант Д.Я. Малама. В числе прочих станиц этой чести удостоилась и Северская. Предметно осмотрев основные элементы станичного хозяйства, высокий начальник остался чрезвычайно доволен увиденным порядком, что нужно отметить, случалось далеко не часто. Генерала настолько впечатлил северский станичный атаман и результаты его деятельности, что по итогам проверки им был подписан специальный приказ по Кубанскому казачьему войску № 2129 от 17 февраля 1901 года, в котором в очередной раз были отмечены заслуги Н.И. Коваля. Текст этого документа заслуживает того, чтобы его процитировать. В приказе отмечалось: «Объявляю от лица службы благодарность атаману станицы Северской уряднику Ковалю за образцовое ведение общественного хозяйства и заведенный в делопроизводстве станичного правления порядок, в чем я лично убедился при посещении названной станицы в июле истекшего года»[120].

Это было достойное завершение яркой карьеры станичного атамана урядника Н.И. Коваля, авторитет Николая Ивановича был велик не только в станице, он стал заметной фигурой и в масштабе Кубанской области. Николай Иванович счел свою довольно долгую служебную карьеру оконченной и не стал на очередной срок выставлять свою кандидатуру на должность станичного атамана. Поэтому в 1901 году при очередных выборах станичного атамана свои кандидатуры выставили три человека: уже хорошо известный урядник Авраам Григорьевич Кирпенко, урядник Афанасий Константинович Галацан и урядник Яков Николаевич Костогрыз. Победу одержал последний и был утвержден в этой должности[121].

К сожалению, в месте расположения станицы нет полезных ископаемых, разработка которых способна дать толчок развитию местной промышленности. Исключение составляет глина, которая отличается легкоплавкостью (плавится при температуре 970 градусов), имеет 10% усадки и отличается высокой степенью пластичности. После обжига она имеет ровный красный цвет и пригодна для изготовления кирпича, черепицы, гончарной посуды и майоликовых изделий[122].

Именно кустарное и полукустарное производство различных изделий из глины стали первыми промыслами, которыми занимались жители станицы. Был построен первый небольшой завод, который принадлежал Я.Д. Мельнику. Основной продукцией завода была черепица, плитка для настилки полов, колодезный кирпич и пустотелый камень. Буквально через несколько лет оборот этого завода составил 14 тыс. рублей, и он полностью удовлетворял потребности станицы[123].

Номенклатура продукции, выпускаемой этим предприятием, позволяет сделать вывод, что кирпичных частных домов в станице было очень мало что, в первую очередь, свидетельствует об уровне благосостояния её населения. Кроме того, эта глина использовалась для производства гончарных изделий, потребность в которых была очень велика. В станице постоянно работало 7 гончаров, которые обеспечивали население своими товарами и даже частично продавали их в другие населенные пункты; все они были из иногородних[124]

Нужно отметить, что изначально, практически, вся торговля в станице сосредоточилась в руках иногородней части населения. Участие в ней казаков ограничивалось лишь поставкой на рынок зерна и подсолнечника. Казаки, объективно не могли достаточно серьезно заниматься торговлей в силу того, что были в значительной мере обременены службой. Торговать зерном с учетом конъюнктуры рынка также не хватало времени. Зерно просто сдавалось, как правило, оптом и для этого были созданы специальные ссыпки зерна, которых в станице было шесть. Владельцы ссыпок скупали зерно по низкой цене и перепродавали его в Екатеринодаре и Новороссийске по гораздо более высокой цене.

Среди населения станицы, традиционно большое распространение получили различные кожевенные изделия поэтому, еще в конце XIX века в станице возник кожевенный завод, принадлежавший Егору Алексеевичу Стеблянскому. На этом предприятии производилась обувь и самые различные изделия из юфти с использованием в основном, ручного труда. Особо большим спросом пользовалась конская упряжь, сделанная из хорошей кожи. В Екатеринодарском отделе Кубанского войска было всего четыре подобных завода – при этом Северский кожевенный завод был самым крупным. Его годовой оборот составлял более 8 тыс. рублей[125].

Довольно динамичный рост станицы в XIX веке объективно стимулировал расширение торговых связей, что превращало местную железнодорожную станцию во второй станичный центр. Поэтому населенный пункт и начал расширяться, в первую очередь, в сторону железнодорожной станции. Мы хорошо знаем, какие трудности возникли при её открытии поэтому, её строительство производилось в самых скромных размерах, фактически, как полустанок. В связи с этим, для всех категорий пассажиров был предусмотрен только один зал третьего класса, вмещающий весьма ограниченное количество людей и предназначенный, главным образом, для простого народа. Его санитарное состояние и оборудование было соответствующим.

К концу XIX века железнодорожная станция стала все меньше и меньше удовлетворять растущим транспортным потребностям. На станции было небольшое помещение начальника, остающееся относительно свободным, куда был помещен телеграф, а потом и телефон, что делало весьма затруднительным прием телеграмм и почти невозможным разговоры по телефону с соседними станциями, учитывая качество связи в то время. В эту же комнату, помещались состоятельные пассажиры, которые все чаще стали появляться на станции, где и дожидались поезда. Это превращало работу служащих станции в настоящие испытания на прочность. Стало понятно, что здание станции не соответствует своему назначению, поэтому перед правление железной дороги был поставлен вопрос о необходимости её расширения но, к сожалению, добиться этого не удалось, а собственные финансовые средства также не позволяли этого сделать. За счет средств станичного общества был проведен лишь косметический ремонт помещений станции[126].

Расположенная в предгорьях, станица располагала значительными лесными массивами, а лес на Кубани всегда пользовался большим спросом. В первые годы своего существования, в юрте станицы было достаточное количество строевого и дровяного леса. К концу XIX века строевого леса вообще не осталось, если не считать 600 десятин заказника. Дровяной лес остался, но и его в последнее время не хватало. За строевым лесом приходилось ездить в соседнюю станицу – Азовскую. Правление станицы серьезно беспокоил этот вопрос, ибо лесные массивы составляли лишь одну десятую часть земель юрта, а должны были быть, по крайней мере, минимум в два раза больше. В связи с этим, были намечены меры по охране лесных массивов, которые были разбиты на отдельные участки для более качественного контроля и предотвращения незаконной вырубки[127].

Все вышеизложенное свидетельствует о том, что менее чем за сорок лет своего существования станица достигла значительных успехов в своем социальном и экономическом развитии. За чрезвычайно короткий исторический период, она приобрела благоустроенный вид и стала динамично развивающимся населенным пунктом. Большие успехи были достигнуты в деле развития народного образования, после решения транспортных проблем стали быстро расширяться торговые связи. Несмотря на ряд проблем, с момента образования население станицы выросло в несколько раз, что, само по себе, свидетельствует о больших перспективах развития, с которыми Северская вступала в новый XX век.

---

[1]Памятная книжка Кубанской области. Екатеринодар, 1881. С. 26.

[2]Кубанская справочная книжка. Екатеринодар, 1883. С. 66.

[3]Кубанские областные ведомости. 1881. 16 мая.

[4]Там же.

[5]Миронов И.Ф. Указ. соч. С. 62.

[6]Список землевладельцев Кубанской области и Черноморской губернии по данным уездных (окружных) по раскладке поземельных сборов Присутствий. За 1909–1911 гг. Екатеринодар, 1911. С. 253, 275.

[7]Миронов И.Ф. Указ. соч. С. 64.

[8]Кубанские областные ведомости. 1888. 6 августа.

[9]Кубанские областные ведомости. 1889. 14 января.

[10] Кубанские областные ведомости. 1891. 6 июля.

[11]Кубанские областные ведомости. 1892. 23 мая.

[12]Миронов И.Ф. Станица Северская Екатеринодарского отдела Кубанской области (К пятидесятилетнему юбилею станицы). Екатеринодар. Типо-литография С. Казарова, 1914. С. 19.

[13]Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 219. Оп. 1. Д. 15797. Л. 1.

[14] Там же. Л. 1–3.

[15] Там же.

[16]Кубанские областные ведомости. 1896. №77. 11 апреля.

[17]РГИА. Ф. 219. Оп. 1. Д. 15797. Л. 1.

[18]Там же.

[19] Там же. Л. 4.

[20] Там же. Л. 5.

[21] Там же.

[22] Кубанские областные ведомости. 1896. №77. 11 апреля.

[23] Там же.

[24] РГИА. Ф. 219. Оп. 1. Д. 15797. Л. 8.

[25] Там же.

[26]Там же. Л. 11.

[27]Кубанские областные ведомости. 1896. №77. 11 апреля.

[28]Миронов И.Ф. Станица Северская Екатеринодарского отдела Кубанской области (К пятидесятилетнему юбилею станицы). Екатеринодар. Типо-литография С. Казарова, 1914. С. 20.

[29]Там же.

[30]Кубанские областные ведомости. 1895. 19 апреля.

[31]Кубанские областные ведомости. 1904. 1 декабря.

[32]Кубанские областные ведомости. 1894. 19 января.

[33]Там же.

[34]Кубанские областные ведомости. 1892. 9 мая.

[35]Кубанские областные ведомости. 1892. 15 августа.

[36]Кубанские областные ведомости. 1894. 1 июня.

[37]Кубанские областные ведомости. 1900. 19 декабря.

[38]Кубанские областные ведомости. 1906. 9 марта.

[39]Кубанские областные ведомости. 1893. 21 августа.

[40]Кубанские областные ведомости. 1897. 14 июля.

[41]Кубанские областные ведомости. 1894. 6 июля.

[42]Там же.

[43]Миронов И.Ф. Указ. соч. С. 27.

[44]Кубанские областные ведомости. 1895. 19 апреля.

[45]Кубанские областные ведомости. 1892. 24 декабря.

[46]Кубанские областные ведомости. 1893. 10 апреля.

[47]Кубанские областные ведомости. 1893. 1 сентября.

[48]Кубанские областные ведомости. 1893. 26 мая.

[49]Кубанские областные ведомости. 1893. 1 сентября.

[50]Кубанские областные ведомости. 1893. 11 сентября.

[51]Кубанские областные ведомости. 1893. 30 ноября.

[52]Кубанские областные ведомости. 1895. 26 января.

[53]Кубанские областные ведомости. 1893. 6 января.

[54]Кубанские областные ведомости. 1893. 1 сентября.

[55]Кубанские областные ведомости. 1893. 11 сентября.

[56]Кубанские областные ведомости. 1888. 6 августа.

[57]Кубанские областные ведомости. 1900. 8 декабря.

[58]Македонов Л.В. Население Кубанской области по данным переписи 1897 г. Екатеринодар, 1906. С. 36.

[59]Кубанские областные ведомости. 1893. 11 сентября.

[60]Кубанские областные ведомости. 1897. 18 марта.

[61]Кубанские областные ведомости. 1895. 17 марта.

[62]Кубанские областные ведомости. 1894. 6 июля.

[63]Кубанские областные ведомости. 1895. 19 апреля.

[64]Кубанские областные ведомости. 1895. 12 сентября.

[65]Ренсковый погреб – в Российской империи магазин, торгующий алкогольными напитками на вынос.

[66]Кубанские областные ведомости. 1895. 25 октября.

[67]Кубанские областные ведомости. 1895. 17 ноября.

[68]Кубанские областные ведомости. 1896. 7 февраля.

[69]Кубанские областные ведомости. 1896. 3 марта.

[70] Кубанские областные ведомости, 1896, 11 апреля.

[71]Кубанские областные ведомости. 1896. 9 июня.

[72]Северский районный архив, рукопись Е.И. Костомахи. С. 14.

[73] Кубанские областные ведомости, 1897, 16 июля.

[74] Кубанские областные ведомости, 1900, 19 сентября.

[75] Кубанский календарь. – Екатеринодар, 1899. – С. 56.

[76]Миронов И.Ф. Указ. соч. С. 64.

[77]Кубанский сборник. Екатеринодар, 1899. С. 20.

[78]Кубанские областные ведомости. 1900. 8июля.

[79]Там же. С. 21.

[80]Северский районный архив. Рукопись Е.И. Костомахи. С. 11.

[81]Кубанский сборник. Екатеринодар, 1891. С. 156.

[82]Там же. С. 152.

[83]Кубанский календарь. Екатеринодар, 1910. С. 362.

[84]Кубанский сборник. Екатеринодар, 1908. С. 517.

[85]Там же. С. 579.

[86]Там же. С. 520.

[87]Кубанские областные ведомости. 1899. 1 апреля.

[88]Кубанский сборник. Екатеринодар, 1910. С. 513.

[89]Памятная книжка Кубанской области. Екатеринодар, 1881. С. 213.

[90]Кубанские областные ведомости. 1900. 25 августа.

[91]Кубанские областные ведомости. 1894. 6 июля.

[92] Кубанские областные ведомости, 1895, 11 января.

[93] Кубанские областные ведомости, 1894, 24 августа.

[94] Кубанские областные ведомости, 1897, 10 августа.

[95]Северский районный архив. Рукопись Е.И. Костомахи. С.18.

[96]Кубанские областные ведомости. 1895. 20 июля.

[97]Кубанские областные ведомости. 1899. 24 января.

[98]Кубанский календарь. Екатеринодар, 1898. С. 76.

[99]Кубанский календарь. Екатеринодар, 1901. С. 73.

[100]Кубанский календарь. Екатеринодар, 1907. С. 65.

[101]Кубанский календарь. Екатеринодар, 1910. С. 208.

[102]Кубанский календарь. Екатеринодар, 1912. С. 219.

[103]Кубанский календарь. Екатеринодар, 1913. С. 223.

[104]Кубанские областные ведомости. 1911. 25 мая.

[105]Волшебный фонарь – аппарат для проекции изображений, состоял из деревянного или металлического корпуса с отверстием для объектива, в корпусе размещался источник света – свеча или лампада. Изображения, нанесенные на пластины из стекла в металлическом, деревянном или картонном обрамлении, проецировались через оптическую систему и отверстие в лицевой части аппарата.

[106]Кубанские областные ведомости. 1898. 27 января.

[107] Кубанские областные ведомости. 1899. 19 января.

[108] Кубанские областные ведомости. 1899. 24 января.

[109] Кубанские областные ведомости. 1899. 5 февраля.

[110]Кубанские областные ведомости. 1901. 1 мая.

[111]Кубанские областные ведомости. 1898. 17 апреля.

[112]Кубанские областные ведомости. 1886. 25 октября.

[113]Кубанские областные ведомости. 1899. 6 августа.

[114]Кубанские областные ведомости. 1900. 2 июня.

[115]Кубанские областные ведомости. 1900. 17 ноября.

[116]Кубанские областные ведомости. 1900. 25 февраля.

[117]Кубанские областные ведомости. 1900. 26 апреля.

[118]Кубанские областные ведомости. 1897. 4 марта.

[119]Кубанские областные ведомости. 1901. 28 января.

[120]Кубанские областные ведомости. 1901. 21 февраля.

[121]Кубанские областные ведомости. 1901. 1 мая.

[122]Кубанский сборник. Екатеринодар, 1910. С. 497.

[123]Миронов И.Ф. Указ. соч. С. 55.

[124]Там же.

[125]Кубанский сборник. Екатеринодар, 1910. С. 521.

[126]Кубанские областные ведомости. 1899. 9 декабря.

[127]Кубанские областные ведомости. 1896. 20 июля.